Точка зрения. Приходченко А.А. Роль палеопсихологии для современной психотерапии.

ТОЧКА ЗРЕНИЯ

РОЛЬ ПАЛЕОПСИХОЛОГИИ ДЛЯ СОВРЕМЕННОЙ ПСИХОТЕРАПИИ

А.А. Приходченко,
Днепродзержинский институт экономики и менеджмента им. С. Наливайка, Украина
Обсуждается значимость палеопсихологии для идеологии и методологии психотерапии.

Ключевые слова: палеопсихология, адельфофагия, речь, Homo sapiens, психотерапия.

ВСТУПЛЕНИЕ

Если говорить прямо, то данная статья является по своей сути откровенной пропагандой учения Бориса Фёдоровича Поршнева [1] о весьма раннем периоде становления человека, лучше сказать — предчеловека. И автор статьи не скрывает своего восхищения мудростью этого человека, труды которого порой трудно понять неспециалистам и признать специалистам. Действительно, многим специалистам просто не хотелось открыть для себя новое направление в науке о человеке, конкретно затрагивающие вопросы антропологии и эволюционной психологии. Не хотелось признавать правоту неординарного мышления, но постепенно они сдавались перед неумолимыми фактами и научной компетентностью, которую лучше признать, чем ей сопротивляться.

Б. Ф. Поршнев (1905-1972) родился в Ленинграде. Он окончил факультет общественных наук МГУ и аспирантуру Института истории РАНИОН. В 1940 г. защитил докторскую диссертацию по истории, а в 1966 г. — докторскую диссертацию по философии. С 1943 г. Поршнев работал в Институте истории АН СССР (с 1968 г. — Институт всеобщей истории) старшим научным сотрудником, заведующим сектором новой истории, а затем сектором истории развития общественной мысли.

Многие годы Б.Поршнев слышал упреки о том, что он занимается не своим делом. Но наука о начале человеческой истории, и в первую очередь палеопсихология, была его основной специальностью. Если в дополнение к ней он в жизни немало занимался историей, а также и философией, социологией, политической экономией, генетикой, психофармакологией, — это ничуть не дискредитировало его в указанной главной области исследований. До Б. Поршнева почти никто не рассматривал психологию с позиций антропогенеза. Применив, в высшей степени квалифицированно, по сути дела, методологию системного анализа, Б.Поршнев проявил себя как эрудит в вопросах самых разнообразных наук.

Трудно пришлось Борису Фёдоровичу в научном мире, при его жизни не всякий брал на себя ответственность разделять его взгляды. И триумфа своего учения ему не пришлось увидеть. Но ученики есть, есть учение, и есть люди, которые преклоняются перед ценностью его вклада в науку.

Один из них — Борис Андреевич Диденко — посвятил памяти великого русского ученого Бориса Федоровича Поршнева книгу «Цивилизация каннибалов» [2], где представлена новая концепция антропогенеза, становления Homo Sapiens. В этой книге утверждается, что человечество не является единым видом и состоит из четырех видов, у которых различная морфология коры головного мозга. Из них два — хищники, с ориентацией на людей.

Если сосуществуют четыре вида Homo sapiens, то, вероятно, сосуществуют четыре вида психической деятельности и два из них должны существенно отличаться от общепринятой социопсихологической нормы. То есть получается, что часть человечества по своим психическим признакам проявляет далеко не человеческие качества и фактически находится в плоскости патологии.

Как выявляется по Б.Поршневу, психологии не хватает историзма. В наибольшей степени «неисторичность» нейропсихологии проявляется в исследовании именно мозговых зон и механизмов человеческой речевой деятельности. Люди во времени не одинаковы, все в них глубоко менялось, кроме анатомии и физиологии вида Homo sapiens. А до появления этого вида предковый вид имел другую анатомию и физиологию, в частности, головного мозга. Какая же психика пряталась в таком мозге? И какая психика досталась современному человеку? Нужны ли знания палеопсихологии современному психотерапевту? И об этом пойдёт речь в этой статье.

1. Предковые формы человека (палеоантропы) сегодня среди нас

Переворот в биологии, совершенный Дарвином, породил ходовую фразу: «Человек произошел от обезьяны». Однако этот тезис Дарвину не принадлежит. Приоритет в создании теории происхождения человека от обезьяны принадлежит зоологу К. Фохту (1862 — 1863) [1], По словам самого К. Фохта его теория подверглась резкой критике, на что автор отвечал с юмором: «Громкий лай ваш доказывает только, что мы едем».

К. Фохт, проводя сравнительную характеристику мозга человека и обезьян, приходит к выводу о том, что «…пробел между человеком и обезьяной исчезнет тогда, когда мы обратим внимание на образование черепа несчастных, так называемых микроцефалов, которые родятся на свет идиотами...».

К. Фохт нашел такую форму атавизма, которая позволяла, по его мнению, наблюдать некоторые самые существенные не только телесные, но и психические признаки предковой формы человека. К. Фохт в книге «Микроцефалы» описал и подверг анализу доступные в его время клинические данные о микроцефалии. Свое обобщение о нашем предке Фохт выразил формулой: «Телом — человек, умом — обезьяна». Сегодня это можно сказать другими словами — морфологически это человек, но по физиологии же высшей нервной деятельности — он стоит на уровне первой сигнальной системы.

Врождённая микроцефалия характеризуется: малым размером мозгового отдела черепа и самого мозга, а также глубоким слабоумием. Фохт обращает внимание как на морфологию черепа и мозга микроцефалов-идиотов, имеющую обезьяньи признаки, так и на их неспособность к артикулированной речи.

К. Фохт создал новое научное направление — эволюционную психологию, которая позволяет утверждать, что все генетически обусловленные психические болезни можно считать воспроизведением разрозненных черт, характеризовавших нервно-психическую деятельность на уровне палеоантропов или, крайне редко, более отдаленных предков. Иными словами — врождённая микроцефалия — это не болезнь современного человека, а атавистическое свидетельство в пользу существовавшей некогда переходной формы между обезьяной и человеком.

Труды К.Фохта перекликаются с исследованиями В. Геккеля, который выпустил двухтомный труд: «Всеобщая морфология организмов, общие принципы науки об органических формах, механически обоснованные реформированной Чарльзом Дарвином теорией происхождения видов» (1866). Обосновав биогенетический закон, В. Геккель предсказал наличие промежуточного родственника между обезьяной и человеком.

Широко распространено мнение, что предковый вид, обезьяночеловек, пока не полностью вымер. Именно его К. Линней описал в XVIII в. среди живущих на Земле видов [1], Опираясь на свидетельства ряда авторитетных в его глазах древних и новых авторов, К. Линней определил его как существо в высшей степени подобное человеку, двуногое, однако ведущее ночной образ жизни (человек ночной), обволошенное и, главное, лишенное человеческой речи (сатир).

Нам ещё придется пережить жестокую борьбу с ложными постулатами, лежащими вне современной философской и психологической науки. Но можно уверенно говорить, что человек произошел из переходной зоологической формы — из человекообезьяны, а не прямо из обезьяны. Это очень принципиальный вопрос не только для антропогенеза, но и для психиатрии. У вида Homo sapiens свой набор хромосом и этот генетический материал бережно передаётся из поколения в поколение. Вид сохранился, но не исключено, что «старые» гены, обусловливающее «старое, зоологическое поведение», находящиеся под современным социальным прессингом, дают о себе знать сегодня, и, хотя в искажённом виде, но упорно-консервативно отвечают поведению наших предков.

Далее делаем более смелый вывод: некоторые врожденные психические аномалии сегодня представляют собой атавизмы, т.е. возрождение в редких особях того, что было всеобщим в филогенетически предковой форме. Эти аномалии генетически обусловлены и являют собой феномен неизбежности возрождения в потомстве предковых черт. Генетически обусловлена также неизбежность расщепления предковых черт, и в результате этого, невозможно воспроизведение полной копии предковой формы человека, а только лишь стертые, абортивные, атавистическими формы.

Логика требует от нас ещё более далеко идущих выводов. Генетически обусловленными могут быть не только морфологические аномалии типа малого мозгового черепа, но и аномалии на уровне более деликатных — клеточных, хромосомных, генных, молекулярных, химических — отклонений от нормы у современного человека в сторону его предковых форм (палеоантропов). Последние, к примеру, тонкие нейрохимические отклонения в головном мозге, мы обнаруживаем только по ненормальному поведению. Довольно часто в популяции проявляются такие состояния, как ночное блуждание (лунатизм), летаргия, длительный неглубокий сон, дремотное состояние, гебефрения (беспричинный смех) и т.д.

Не являются ли подобные аномалии характерными свойствами реликтовых гоминоидов (палеоантропов)?

Вопрос достоин обсуждения с точки зрения геномики и эволюционной теории И.И. Шмальгаузена, — смена условий отбора приводит к преимущественному образованию наименее специализированных форм [3].

В результате экологических катастроф могут возникать нарушения межгенных взаимодействий, которые являются основой функциональной интеграции генетического материала в системах целостного организма, и, в связи с этим, — возникает проявление ранее скрытой генетической изменчивости. Такая фенотипическая изменчивость не обусловлена появлением новых вариантов структурных генов, а связана с новыми условиями функционирования генетического материала, который существовал ранее, до экологического потрясения. Возникновение новых условий отбора допускает резкую смену приспособления генотипов, которые существовали до этого, и, соответственно, их вклад в генофонд будущих поколений. Доминирующее выживание особей, наиболее адаптированных к новым условиям среды, может вызывать глубокие изменения структуры генофондов видов [3]

Катастрофичным, в том числе и для межвидовых отношений, является не только исчезновение вида, но и трансформация его генофонда, из-за чего генотипы, которые раньше встречались с минорной частотой, начинают превалировать.

Экологические катастрофы могут приводить к отбору “наоборот” — росту адаптивности организмов в ущерб их интеллектуальному потенциалу. Такие явления участились в результате Чернобыльской катастрофы [4]. Они описаны у экспериментальных животных, полевых мышей, у крупного рогатого скота и у человека [5].Так или иначе, в результате высокого экологического напряжения, создания, нормальные для прошлого, проявились сегодня и представляются ненормальным как с точки зрения медицинской биологии, так и с точки зрения психологической культуры современного человека. Но это не так просто признать, что они присутствуют сегодня среди нас.

2. Палеопсихология — новое научное направление.

Жёсткое академо-бюрократическое размежевание научных дисциплин, равно как и жёсткая привязка той или иной дисциплины к традиционному научному направлению, зачастую сковывает нетрадиционные действия исследователя. Отклонение от «правил» раздражает окружающих, особенно администрирующее начальство: медик не может быть экономистом, а историк биологом. Как указывает Б.Поршнев, в науке нет такого запретного соседнего или дальнего участка, где висела бы надпись: «Посторонним вход запрещен». Ученому дозволено все перепроверить, все испробовать, здесь недействительны ни барьеры дипломов, ни размежевание дисциплин.

Б.Ф. Поршнев считал, что без привлечения палеонтологии, этнографии, лингвистики, психологии, логики невозможно с помощью изучения одних археологических остатков каменного века понять начало человеческой истории. Настоящая наука способна вскрывать глубокие эволюционные слои в психике, языке, мышлении современного человека. В книге «Происхождение видов путем естественного отбора», Ч. Дарвин прозорливо говорит о том, что в будущем откроются новые научные направления, в том числе и эволюционная психология.

Как говорил сам Борис Фёдорович, «меньше всего я приму упрек, что излагаемая теория сложна. Все то, что в книгах было написано о происхождении человека, особенно, когда дело доходит до психики, уже тем одним плохо, что недостаточно сложно…» [1].

Палеопсихологию можно определить как науку о начале человеческой истории. Это наука о соотношении и генетическом переходе между биологическим и социальным. Или, в понимании старых философов, о характере и источниках связи в людях между телом и душой. Загадка человека и состоит в загадке начала человеческой истории. Что началось? Почему и как началось? Когда началось?

Профессору Борису Федоровичу Поршневу удалось ответить на вопрос о том, как же на самом деле обстоит все с происхождением «человека разумного». В его работах речь идёт о природе совершившегося преобразования между животным и человеком.

3. Сведения о древности человека.

Открытый в 1925 г. Р. Дартом, крупнейшим антропологом из ЮАР, ребёнок из Тунга —австралопитек африканский — был датирован 2,5 млн. лет назад и вызвал настоящее потрясение. Обнаруженные в 1974 г. Д.Джохансоном останки более примитивного гоминида — австралопитека афарского (скелет самки, известный по имени Люси) — удревнили человеческую историю до 3 млн. лет. Эти существа передвигались на двух ногах и могли проводить много времени на земле.

Кенийская исследовательница М. Лики сообщила о находке в Кении останков двуного существа, жившего около 4,2-3,9 млн. лет назад. В середине 90-х годов американский палеоантрополог Т.Уайт объявил, что нашёл в Эфиопии то самое «недостающее звено», о котором вот уже более столетия грезят учёные. Новая форма, чей возраст оценивается в 4,4 млн. лет, была выделена в новый род и названа — наземная человекообразная обезьяна.

Проблема антропогенеза сфокусирована на недолгом интервале времени, но крайне насыщенном. Люди — это вид Homo sapiens, сформировавшийся 40-35 тыс. лет тому назад, а окончательно — 25-20 тыс. лет назад, и такова максимальная длительность собственно человеческой истории. Минимальная цифра составляет всего недолгие восемь тысяч лет. По масштабам биологической эволюции это можно приравнять к цепной реакции взрыва. История людей — взрыв! В ходе ее сменилось всего несколько сот поколений.

Получается, что человек очень «молод» и неразумен, то есть он только-только вышел из животного (звериного) царства на узенькую стёжку сознания. И какое широкое поле деятельности открывается для психологов и психотерапевтов, чтобы со знанием исторического прошлого начать корректировать поведение человека, антиобщественные особенности которого (например, жестокость) заложены природой и с которыми социум ни уговорами, ни тюрьмами, пока ничего поделать не может. Быть может, следует осознать до конца две специфические особенности человека, отличающие его от животных: люди — это единственный биологический вид, внутри которого систематически практикуется взаимное умерщвление; и единственный биологический вид, способный к абсурду.

4. Отличия человека от животного.

Подход к проблеме начала человеческой истории подразумевает и психологическую сторону. Происхождение психики у человека со всей остротой ставит более сложный вопрос: почему возникли различия у животных и человека?

К отличительным признакам человека причисляют труд, общественную жизнь, разум (абстрактно-понятийное мышление), членораздельную речь [6]. Главная же задача состоит в том, чтобы объяснить возникновение отличий человека от животного. Сказать, что они « возникли постепенно », — значит, ничего не сказать. Сказать, что они возникли «сразу», «с самого начала», — значит отослать к церковному понятию начала.

Задача науки состоит в том, чтобы понять, как появилось у гоминид это абсолютное отличие от животных: душа, сознание, мысль.

Французский антрополог профессор А. Леруа-Гуран считал, что исходное отличие человека от обезьяны и от других млекопитающих — вертикальное положение тела, т.е. двуногое прямохождение, в результате чего произошли нервно-физиологические трансформации; морда освободилась от части функций (нападение, оборона, пищевое обшаривание) и смогла обрести функцию речи, мозг увеличился в объёме. Освободившаяся от функции локомоции рука обрела техническую активность и стала прибегать к искусственным органам — орудиям — в возмещение исчезнувших клыков.

По Леруа-Гуран прямохождение обусловило появление орудий труда. Однако целая ветвь прямоходящих высших приматов — мегантропы и гигантопитеки — не имела орудий. Оказывается, вертикальное положение не всегда является признаком человека. Из прямохождения нельзя извлечь все остальные различия. Быть двуногим — еще далеко не значит быть человеком [1].

Встаёт закономерный вопрос — для чего они, эти орудия труда? Как они использовались? Чтобы понять это — нужно изучить экологию троглодитидов — предков человека, и их положение в природной среде. Б.Ф. Поршнев предлагает свой вариант разгадки, дающий ключ к экологии всего семейства троглодитидов на разных уровнях его эволюции.

В сложных экологических условиях высшие приматы подверглись сложнейшей биологической трансформации и приспособились к поеданию мяса умерших или убитых хищниками крупных животных. Это была чисто биологическая адаптация к принципиально новому образу питания — некрофагии.

Троглодитиды не только не убивали крупных животных, но и должны были выработать жесткий инстинкт, ни в коем случае не убивать, ибо это разрушило бы их хрупкую экологическую нишу в биоценозе. Они только подбирали то, что оставалось от крупных хищников. А это — в первую очередь — головной и костный мозг. И для этого использовались камни. Сначала — просто галька. Затем — все более и более обработанные. Но это еще не человеческая способность к изготовлению орудий труда, а чисто инстинктивные действия, перенесенные на новый объект питания с более древних — орехов и моллюсков, которые тоже раскалывались с помощью камней. П.Ф. Поршнев сравнивает такие действия с работой пчел или бобров.

Итак, «орудия труда» в нижнем и среднем палеолите были чисто природными новообразованиями — средствами разделки останков крупных животных и абсолютно ничем более.

Прямоходящие высшие приматы-разбиватели одновременно должны были оказаться и носильщиками. Надо было или нести камень к местонахождению мясной пищи или последнюю — к местонахождению камня. Вот в первую очередь, почему троглодитиды были прямоходящими: верхние конечности должны были быть освобождены от функции локомоции для функции ношения.

Адаптивно организованные палеоантропы осваивают новые и новые варианты устройства в среде, но кризисы и катастрофы следуют один за другим. Оледенение и голод преследует наших предков. И чтобы выжить и дать начало роду человеческому, им пришлось стать адельфофагами. Адельфофагия — зоологический феномен и означает — умерщвление и поедание части представителей своего собственного вида. Сегодня это трактуется как каннибализм — эхо вынужденного, страшного, но и, зачастую, единственно верного способа выживания.

Именно этот биологический феномен дал начало процессу отщепления человека от мира животных. На заре становления человека именно он дал первое существо с человеческим качеством — чувством страха: в ещё не совсем человеческом мозгу зародился страх быть убитым и съеденным таким же существом. Так родился наш далёкий предок, то есть существо, способное в кризисный период выживания чувствовать опасность и понимать её. Страх породил человеческую психику. Страх преследует и современного человека. Это врождённое чувство, от которого человек не сможет освободиться ещё сотни или тысячи лет. Заря становления разума была отягощена мрачным феноменом — адельфофагией.

Адельфофагия послужила началом другому феномену — зачаточному расщеплению самого вида. Одни были кормильцами, другие — кормимыми. Пассивная, поедаемая часть популяции со временем отпочковывается в особый вид и затем в особое семейство. Так родилась биологическая проблема дивергенции палеоантропов и неоантропов. Так родилась психологическая проблема дивергенции, проблема неоднородности психик, становления разных психик у разных человеческих популяций.

5. Феномен человеческой речи.

Для понимания процессов психических, в частности, человеческого поведения, и для управления им, необходимо изучить феномен речи, которая выделила человека из животного царства. К сожалению, учение о переходе от животных к людям «пошло не в сторону сближения с наукой психологией» (Б. Поршнев). На VIII Международном конгрессе по антропологии и этнологии (Токио, 1968) Б.Ф. Поршнев посвятил свой доклад нейрофизиологическим аспектам происхождения речи, и подчёркнул важность дальнейших исследований антропогенеза в рамках этой проблематики.

Речь — это центральное звено психики человека. Основой, началом психических свойств человека служит речь. Не слово продукт мысли, а наоборот, мысль — продукт слова! В наши дни об этом спорит весь мир лингвистов-теоретиков, логиков и психологов. Мышление без языка и до языка невозможно.

Мысль является продуктом отношений индивида не только с объектами, но с другими индивидами. Акт мысли есть акт или возражения или согласия, как и речь есть акт или побуждения или возражения. Работа мозга современного человека включает работу предшествовавших и окружающих человеческих мозгов. Это то, что некоторые называют коллективным разумом. Эта связь между мозгами осуществлялась и осуществляется только второй сигнальной системой — речевым общением. Все высшие психические функции человека ветви и плоды одного дерева, ствол и корень которого — речь.

Речь трансформируется в индивидуальном мозге в задачу, а задача детерминирует и мышление, и практическую деятельность. В связи с задачей происходит вычленение одних условий и игнорирование других в любом интеллектуальном и поведенческом акте у человека. Экспериментальные данные свидетельствуют, что это преобразование речи в задачу (команду или намерение), задачи — в мыслительное или практическое поведение совершается в лобных долях коры головного мозга; больные с поражениями лобных долей не могут удержать задачу. Речь — сначала внешняя, а затем и внутренняя — становится у человека важнейшей основой регуляции поведения.

Любой вид восприятия у человека управляется с помощью верхнепередних лобных формаций коры мозга, которые в самостоятельно сформированном виде не присущи даже и ближайшим эволюционным предкам Homo sapiens, т.е. всем представителям семейства Troglodytidae. Эти области коры следует считать составной, и притом первостепенной анатомо-функциональной, частью аппарата второй сигнальной системы — они служат посредствующим звеном между корковыми очагами собственно приемно-передающей речевой системы и всеми прочими отделами коры головного мозга, ведающими и восприятием (опросом среды), и ответной активностью — действиями.

Как известно, наибольшее морфологическое преобразование при переходе от палеоантропа к Homo sapiens (неоантропу) совершилось именно в лобных долях, преимущественно в передних верхних лобных формациях. Лобные доли, получили мощное развитие только у человека и занимают у него, а именно у вида Homo sapiens, до 1/3 всей массы больших полушарий. Они осуществляют управление поведением человека через речь, являясь сложнейшим мозговым аппаратом, позволяющим сохранять намерения, программировать действия и изменять их соответственно намерению, контролируя их протекание. В случае поражений этих мозговых структур, например массивных опухолей в лобных долях, человек утрачивает способность к целенаправленной деятельности, резко снижаются все формы активного поведения, падает способность к созданию сложных программ и к регуляции их деятельности.

Не говорит ли это о том, что неадекватное поведение современного человека может стоять в прямой зависимости от состояния коры головного мозга лобных долей его предков. Только полный комплект всех структур, имеющихся в мозге Homo sapiens, делает возможной речевую деятельность. У семейства троглодитид не было этого полного комплекта. Детерминация их жизнедеятельности лежала на первосигнальном уровне.

Сегодня мы знаем, что в мозге человека нет центра или зоны мысли, а вот центры или зоны речи действительно есть — в левом полушарии, в верхней и нижней лобной доле, в височной, на стыках последней с теменной и затылочной.

Глубочайшая генетическая связь мышления с речевой деятельностью выявляется и такими экспериментально установленными фактами, как соучастие в актах мышления дыхательной активности (компонента речевой деятельности), как затрудненность или невозможность акта мышления при зажатом (ущемленном) языке.

Но лобные доли человека в свою очередь — слуга речи. Слова, инструкции преобразуются лобными долями в нервнопсихические возбуждения и торможения, программы и задачи.

Если пациент утрачивает способность следовать словесной инструкции психотерапевта, то последний обязан исключить патологию (опухолевый процесс) в лобных долях мозга. Нарушение нейропсихики должно насторожить психотерапевта относительно недоразвитости у пациента лобных отделов коры головного мозга или неполноценности тех механизмов, которые обслуживают эти отделы коры.

И тут же давайте посомневаемся в сказанном: исключить патологию или предковую норму? Станем на точку зрения палеопсихологии и подумаем, а что если эти пациенты генетически являются палеоантропами? Ведь уже было показано, что палеоантропы в виде микроцефалов сегодня рождаются и благодаря усилиям медиков живут среди нас. Может быть, поэтому в ряде случаев у пациентов трудно найти органическое поражение мозга, а тем более опухолевый процесс? У них может быть иная морфология коры головного мозга, которая досталась по наследству.

Материальной основой внутреннего плана поведения всегда является слово, речь. Если нарушена речь или она, мягко говоря, упрощена донельзя, то поведение человека будет соответствующим. И если мы слышим речь на уровне «высшего палеоантропа», что сегодня встречается не так редко, то следует ожидать, что поведение тоже имеет предковые знаки.

Сказанное выше выглядит печально, но, все же, и даёт надежду. Поскольку несовершенные мыслительные процессы можно подвергать корректировке речью, словом.

Итак, следуя Б.Ф. Поршневу, власть слова над психическими функциями современного человека имеет свою историю. Палеопсихология отвечает на вопрос — почему слово имеет великую силу? Воздействие слова на физиологическое функционирование мозга вполне материально, и оно уже начинает поддаваться естественнонаучному анализу.

Быть может, великая миссия психотерапии и состоит в коррекции предкового психического функционирования у современного человека.

Литература

1. Б. Ф. Поршнев, «О начале человеческой истории», М.: Издательство «Мысль», 1974. — 487 с.
2. Б. А. Диденко, «Цивилизация каннибалов», М., 1996.
3. Шмальгаузен И.И. Избранные труды: Пути и закономерности эволюционного процесса. — М.: Наука, 1983. — 360 с.
4. Глазко В., Глазко Т. Чорнобиль: новий погляд навплив малих доз // Вісн. НАН України . — 2005. -№4. — С. 3-21).
5. Глазко В., Глазко Т. Чорнобиль: новий фактор еволюції. Нез’ясовані популяційно! генетичні наслідки // Віст. НАН України. — 2006. — № 4. С. 39-50).
6. Пьер Тейяр де Шарден, «Феномен человека», М., 1987.

Сведения об авторе

Приходченко Анатолий Андреевич, доктор медицинских наук, профессор, заведующий кафедрой Днепродзержинского института экономики и менеджмента им. С. Наливайка (Украина).
Е-mail:

Сфера профессиональных интересов: психология, экология человека

Последние труды:

А.Ф. Приходченко, В.В.Мелашич, В.В.Сафонов, Л.Н.Диденко. Стратегия формирования контрмер экологическому терроризму17 th International Symposium «ECOLOGY & SAFETY» June 9-13,2008, Bulgaria, Bourgas.

Еlectronic multi-topical Journal of International Research Publications, www.eJournalNet.com;

От редакции.

Для любознательных читателей предлагаем дополнительные материалы по данной теме.

О связи палеопсихологии и концепции бессознательного. Из книги Б.Ф. Поршнева «Социальная психология и история» (2-е изд.,
М., Наука, 1979), из главы «Социальная психология и генетическая психология»: Стр. 204.

Конкретные наблюдения психоаналитиков могли бы сразу приобрести совершенно новую трактовку, если бы были перенесены примерно в такой эволюционный кадр: подавленные в психике человека влечения, избыточный поисково-половой инстинкт — это наследие того, что было совершенно нормально в биологии нашего предка, палеоантропа (неандертальца в широком смысле слова), без чего он в своих специфических условиях существования рисковал бы не оставить потомства. Его наследие при формировании современного человека естественный отбор не успел полностью уничтожить из-за чрезмерной быстроты происшедшей трансформации. При таком допущении тезис о необходимости в каждой индивидуальной психике вытеснения и сублимации пережитков неандертальца выглядел бы более рационально и исторично. Итак, на самом деле в психике человека есть более древние и более молодые пласты, как в коре Земли, но не просто наложенные друг на друга, а находящиеся в сложном взаимодействии. Само «бессознательное» могло бы трактоваться как пласт, отвечающий психическому уровню палеоантропа. Шлюз, соединяющий бессознательное с сознательным, фрейдизм называет
предсознанием... Тут, в этом шлюзе, царит, как говорят, «символическое» мышление: подстановки, отожествление разных предметов, воображаемое превращение их друг в друга. Как не узнать низшую, древнейшую фазу валлоновских «пар», фазу наиболее далеких от реалистического наполнения дипластий! Может быть, эту фазу и следует сопоставить с первыми шагами психического развития нашего вида — человек разумный (Homo sapiens).

Об идеях Б.Ф.Поршнева, развитии речи и «великом переломе» в эволюции человека, произошедшем в интервале 40-25 тыс. лет назад.

Марков Александр Владимирович. Доктор биологических наук, ведущий научный сотрудник Палеонтологического института РАН.

Источник: www.macroevolution.narod.ru

Книга историка и палеопсихолога Б.Ф.Поршнева «О начале человеческой истории (проблемы палеопсихологии)» — труд в высшей степени незаурядный. В нем высказан ряд смелых, даже революционных идей об эволюции высших приматов и происхождении человека. Некоторые из догадок Поршнева подтвердились, другие нет, но Поршнев наметил очень перспективное направление исследований, и по-настоящему оценить его вклад в антропологию смогут только последующие поколения. Большая часть гипотез Поршнева, возможно, еще долго будет оставаться гипотезами: подтвердить или опровергнуть их крайне сложно.

Одна из ключевых идей Поршнева состоит в том, что главный качественный перелом, превративший животных в человека, произошел совсем недавно — на уровне ранних кроманьонцев — и был связан в первую очередь с появлением речи — второй сигнальной системы. Предков человека от австралопитеков до неандертальцев включительно Поршнев считает стопроцентными животными (он предлагает относить их к особому семейству троглодитид, а к гоминидам относит только кроманьонцев и современных людей). Поршнев полагает, что у троглодитид не было речи; свои орудия они изготавливали чисто инстинктивно (так же, как птицы вьют гнезда или бобры строят плотины); этим объясняется крайне медленный темп технического прогресса: изменения палеолитических орудий происходили ничуть не быстрее, чем менялось в ходе эволюции физическое тело троглодитид.

Переход от животных к человеку произошел, согласно Поршневу, сравнительно быстро. Максимальная протяженность переходного интервала — примерно 30 тысяч лет, начиная с первой экспансии кроманьонцев (40 тыс. лет назад) и кончая, возможно, началом неолита (10 тыс. лет назад). Перелом характеризовался следующими изменениями:

1) Резкое ускорение технического прогресса. Действительно, только с этого времени (~30 тыс. лет назад) каменные орудия начинают совершенствоваться быстрее, чем строение тела (включая макроморфологию мозга). Это очень серьезный довод. Орудия «троглодитид» эволюционировали не быстрее, чем могли бы эволюционировать плотины тех же бобров или гнезда птиц, поэтому есть все основания полагать, что «техническое развитие» троглодитид подчинялось биологическим, а не социально-культурным законам. Резкое ускорение технического прогресса свидетельствует о появлении какого-то принципиально нового фактора (по Поршневу, это речь и общество, т.е. начало собственно человеческой истории).

2) В соответствии с пунктом (1) Поршнев полагает, что в это же время эволюция предков человека вышла из под контроля естественного отбора. Этот тезис — более спорный, т.к., во-первых, ослабление Е.О. вообще свойственно высшим животным (забота о потомстве, о слабых и больных членах стада и т.п.), и доказано, что неандертальцы ("троглодиты") заботились о своих больных и стариках; во-вторых, нет оснований полностью отрицать роль Е.О. и в современном человеческом обществе, т.к. нельзя утверждать, что врожденные особенности совр. людей никак не влияют на число оставляемых ими потомков. В качестве аргумента в пользу прекращения действия Е.О. на человека многими (и в т.ч. Поршневым) приводится тот факт, что за последние 40 тыс. лет человек физически не изменился. Но это, во-первых, не совсем так (и в самой книге Поршнева есть таблица промеров мозга, показывающая, что совр. человек заметно отличается от ранних кроманьонцев — см. ниже); во-вторых, 40 тыс. лет — слишком маленький срок; у многих видов животных на таком коротком интервале времени физические изменения тоже совершенно не заметны. Собственно, многие виды существуют без изменений по несколько млн. лет — это не значит, что на них больше не действует Е.О.

3) Искусство (начиная с 35 тыс. лет назад). У неандертальцев намечались лишь слабые зачатки искусства, да и то лишь в то время, когда уже был тесный контакт с кроманьонцами (т.е. возможно заимствование, подражание — ведь обезьяны тоже, подражая человеку, могут научиться «рисовать» абстрактные картины).

4) Переход от трупоядения к охоте. Поршнев был убежден, что троглодитиды (от австралопитеков до неандертальцев) были не охотниками, а падальщиками. Каменные орудия служили только для разделывания туш и разбивания мозговых костей. С одной стороны, это предположение Поршнева не подтвердилось. Трупоядение, несомненно, играло большую роль в рационе «троглодитид» (особенно австралопитеков и питекантропов), но они и активно охотились. Обнаружены метательные деревянные копья возрастом около 400 тыс. лет; неандертальские копья с каменными наконечниками для ближнего боя и др. С другой стороны, характер и методы охоты наших предков действительно резко изменились у кроманьонцев. Впервые стали загонять и уничтожать (напр., сбрасывая с обрыва) целые стада копытных; впервые стали серьезно подрывать экологическое равновесие и наконец вызвали массовое вымирание крупной фауны на всех континентах 20-10 тыс. лет назад (или, по крайней мере, сильно поспособствовали ему). Т.о., в рассуждениях Поршнева и в данном случае присутствует рациональное зерно. Очень важно, что он подчеркнул резкое изменение экологического статуса наших предков в рассматриваемый период. «Невероятно, чтобы новый хищник сразу свалился откуда-то в мир столь мощным и адаптированным, что с ходу оттеснил своих соперников от биомассы травоядных, не разрушив при этом биоценоз» — пишет Поршнев о троглодитидах (австралопитеках и др.). Действительно, разрушить биоценоз удалось лишь кроманьонцам.

5) Расселение по всему земному шару. Время заселения Австралии и Америки до сих пор остается спорным, но скорее всего это произошло именно в эпоху ранних кроманьонцев, 30-40 тыс. лет назад. Это крайне важно, особенно если учесть, что наземные млекопитающие (кроме летучих мышей) вообще не способны пересекать морские проливы, даже не очень широкие (поэтому распространение ископаемых наземных тетрапод так удобно использовать для реконструкции движения материков. Значит, первые кроманьонцы приобрели уникальную и не свойственную другим млекопитающим способность пересекать морские проливы на бревнах или плотах (вместе с людьми в Австралию попали и их домашние собаки, впоследствии одичавшие — динго).

Таким образом, одна из несомненных заслуг Поршнева — привлечение внимания к действительно важнейшему переломному рубежу в эволюции наших предков.

Не менее ценна идея Поршнева о том, что ископаемые высшие приматы — «троглодитиды» — это не просто «переходные формы от обезьяны к человеку», а некая особая группа, по-своему весьма специализированная, во многом отличная и от людей, и от обезьян. Поршнев так и называет их: «не люди, но и не обезьяны», при этом уверенно относя их к животным. Мне представляется, что точнее будет сказать «не люди, но и не животные». Это не столько возражение, сколько уточнение. «Троглодитиды» характеризуются уникальным набором черт. С одной стороны, довольно сложные и разнообразные каменные орудия и огонь (у поздних неандертальцев еще и зачатки искусства и религиозные обряды в форме ритуальных захоронений); как ни старается Поршнев принизить все это до уровня «бобровых плотин и птичьих гнезд», здесь ему явно приходится плыть против течения и «притягивать факты за уши». Это не животные! С другой стороны, крайне медленный технический прогресс (фактически — никакого прогресса вообще, если за «ноль» принять скорость развития тех же бобровых плотин и птичьих гнезд) и, главное, очевидная неспособность к созданию цивилизации. Это не люди! (впрочем, можно сказать и по-другому: «люди, но совсем другие! » — это уже дело вкуса).

Наибольшее внимание Поршнев уделил проблеме возникновения речи. Это, по его мнению, ключевое событие, определившее превращение животных — троглодитид в людей. Произошло оно, по мнению Поршнева, именно в это время, т.е. у ранних кроманьонцев. Поршнев предлагает очень сложную и интересную модель появления и раннего развития речи, в детали которой мы не будем углубляться (все равно проверить их пока невозможно). Ограничимся лишь несколькими замечаниями.

В своих рассуждениях о развитии речи и мышления Поршнев опирается на разнообразные источники, но, к сожалению, он полностью игнорирует важнейший массив данных о бессознательной психике, о бессознательном символическом мышлении H.sapiens, открытом и изученном З.Фрейдом, К.Г.Юнгом и их последователями (см. вышеприведенную цитату). Очень мало внимания уделяет Поршнев и исследованиям архаичного мифологического и магического мышления, имеющего много общих черт с бессознательным мышлением, работу которого мы наблюдаем, например, в сновидениях. А ведь так заманчиво предположить, что скрытые в глубине «бессознательного» мыслительные механизмы ("архетипы коллективного бессознательного", особый символический «язык сновидений», построенный из зрительных образов с широким символическим смыслом, связанных специфическими ассоциациативными связями) — что все это остатки древнего мыслительного аппарата, существенно отличавшегося от нашего современного «дневного» сознательного мышления.

Довольно странно интерпретирует Поршнев начальные этапы речевого развития у детей. Его вывод о том, что первое слово у всех детей всегда имеет один и тот же смысл ("нельзя! «), кажется необоснованным. У детей в возрасте от 1 до 2 лет часто формируется особый »квази-язык", который хорошо соответствует структуре бессознательного мышления и может быть частичной рекапитуляцией пра-языка «троглодитид». Он состоит из небольшого набора (2-3 десятка) слов с очень широким символическим значением. К сожалению, взрослые в большинстве случаев просто не могут правильно интерпретировать этот «лепет», и в лучшем случае реагируют смехом на забавные «ошибки» ребенка, путающего, по их мнению, слова и понятия. Обычно остается незамеченным, что ребенок порой произносит одно и то же «слово» в ситуациях, совершенно разных с точки зрения взрослого, но ассоциативно связанных в бессознательном мышлении (например, один ребенок комментировал одним и тем же малоразборчивым звуком такие разнообразные ситуации, как поломка игрушки, включение/выключение света и гибель смытого в раковину таракана).

Поэтому я не могу согласиться с мнением Поршнева о невозможности существования «полуречи» (т.е. что речь современного типа не могла развиться из какой-то принципиально иной формы речи).

Из синтеза идей Поршнева и аналитической психологии получается, что был не один, а два «великих перелома»: первый — при возникновении образно-символического мышления и пра-речи; второй — тот, о котором говорит Поршнев: при возникновении конкретно-логического мышления и речи современного типа.

Согласно Поршневу, одно из неотъемлемых свойств человеческой речи — наличие синонимов и антонимов, что позволяет «объяснять», «интерпретировать». Однако в древнейших языках подчас антонимическая пара обозначалась одним и тем же словом. Та же ситуация и в символике бессознательного: единым символом часто обозначается «единство противоположностей» (смерть-рождение, начало-конец и т.п.). Это тоже могло быть одним из свойств «неандертальского языка».

Обсуждая «коллективность» мышления (основанную на речи), Поршнев не учитывает возможность иного рода «коллективности» в мышлении — через «коллективное бессознательное», т.е. общие врожденные архетипы-идеи. Такой вид «коллективности» и ныне присутствует в бессознательном и ярко проявляется в сходных снах, символах, в т.ч. религиозных, спонтанно возникающих у представителей самых разных народов. Вероятно, именно такая «коллективность мышления» была свойственна «троглодитидам». При этом сами взгляды Поршнева о том, что мышление всегда — коллективное, а не индивидуальное явление, абсолютно правильны.

Интересна и важна мысль Поршнева о том, что важнейшая функция речи (и мышления) — торможение инстинктов. Это соответствует соотношению сознательной и бессознательной психики у совр. человека. Сознание подавляет, блокирует, вытесняет бессознательные инстинктивные импульсы (которые, впрочем, не исчезают, а продолжают функционировать в бессознательном, формирую различные «комплексы», «субличности», способные иногда проецироваться вовне, прорываться в сознание в искаженном виде, даже подчинять себе сознание в случае неврозов и т.д.) Возможно, именно эта способность сознательного логического мышления тормозить инстинктивные импульсы и стала одним из важнейших приобретений неоантропа, обеспечивших его победу и выход на путь «цивилизации»

Механизм проникновения социального в индивидуальную психику через речь и лобные доли, рассмотренный Поршневым, скорее всего, действительно появился только у неоантропов и сыграл огромную роль. Это подтверждается и другими авторами, правда не делается при этом такого упора именно на речь, но в данном случае Поршнев, думается, прав, приписывая речи ключевое значение в этом механизме (именно через речь действует социальная система на поведение человека). Хороши и его рассуждения о роли внушения (суггестии): подчинение своей воли внешним инструкциям (приказам вождя и т.п.) Именно эта способность, по-видимому, у кроманьонцев была гораздо сильнее развита, чем у неандертальцев — без этого не построить эффективный социум.

"Внушаемость", способность подчиняться нуждам коллектива — против «необузданности», не внушаемости — сейчас почти общепризнано, что именно эта разница была ключевой в противостоянии кроманьонцев и неандертальцев.

Интересна и перспективна мысль Поршнева о том, что ключевую роль в становлении человека (неоантропа) сыграли его взаимоотношения с палеоантропом, их «дивергенция», «крайне напряженные экологические отношения»; что «загадка начала человеческой истории» таится именно здесь. Сейчас эта мысль подтверждается фактами длительного сосуществования и культурного взаимодействия неоантропов и палеоантропов. «Эта дивергенция имела нечто, отличающее ее от всякой другой дивергенции в живой природе». Эту мысль не «разбивает» даже то обстоятельство, неизвестное Поршневу, что морфологический тип неоантропа появился уже 130 тыс. лет назад в Африке. «Взрыв», перелом (ускорение технич. прогресса, появление искусства, широкое расселение), произошел в интервале 40-25 тыс. лет назад, т.е. именно в период активных контактов с неандертальцами.

Интересна также идея Поршнева о происхождении эндогамных, изолированных группировок у неоантропов: «Таким образом, эндогамия, разделившая мир неоантропов на взаимно обособленные ячейки, сделавшая его сетью этносов, была наследием дивергенции (от неандертальцев), как бы возведенным в степень, получившим совершенно новую функцию.»

Некоторые идеи Поршнева, которые пока невозможно проверить, поражают своей эмоциональной силой. О расселении неоантропов: «Старались ли они отселиться в особенности от палеоантропов, которые биологически утилизировали их в свою пользу, опираясь на мощный и неодолимый нейрофизиологический аппарат интердикции?» — какая жуткая картина прячется за этими «сухими» научными терминами...

Идея Поршнева о возможном «сигнальном воздействии палеоантропов на диких животных» очень интересна, хотя и практически не проверяема. Но в некоторых древних мифах можно найти возможные отголоски воспоминаний о неких «звероподобных» людях, понимавших язык зверей и вообще строивших свои взаимоотношения с природой на принципиально иных принципах. Думается, Поршнева, как историка, не мог не вдохновлять шумерский эпос о Гильгамеше, где рассказывается о таком «волосатом человеке», жившем в гармонии с природой — Энкиду:

Умыла Аруру руки,
Отщипнула глины, бросила на землю,
Слепила Энкиду, создала героя.
Порожденье полуночи, воин Нинурты,
Шерстью покрыто все его тело,
Подобно женщине, волосы носит,
Пряди волос как хлеба густые;
Ни людей, ни мира не ведал,
Одеждой одет он, словно Сумукан (бог-покровитель зверей. Его «одежда» — нагота или шкуры)
Вместе с газелями ест он травы, (единственная деталь, не вполне совпадающая с образом неандертальца)
Вместе со зверьми к водопою теснится,
Вместе с тварями сердце радует водою
Человек — ловец-охотник
Перед водопоем его встречает...
Увидел охотник — в лице изменился,
Со скотом своим домой вернулся,
Устрашился, умолк, онемел он, ("неодолимый нейрофизиологический аппарат интердикции" ?)
В груди его - — скорбь, его лик затмился,
Тоска проникла в его утробу,
Идущему дальним путем стал лицом подобен.
Охотник отправился к Гильгамешу,
Пустился в путь, стопы обратил к Уруку,
Пред лицом Гильгамеша промолвил, слово:
"Некий есть муж, что из гор явился,
Во всей стране рука его могуча,
Как из камня с небес, крепки его руки! (имеется в виду известное шумерам метеоритное железо)
Бродит вечно по всем горам он,
Постоянно со зверьем к водопою теснится,
Постоянно шаги направляет к водопою.
Боюсь я его, приближаться не смею!
Я вырою ямы - — он их засыплет,
Я поставлю ловушки - — он их вырвет,
Из рук моих уводит зверье и тварь степную, --
Он мне не дает в степи трудиться! «
Гильгамеш ему вещает, охотнику:
»Иди, мой охотник, блудницу Шамхат приведи с собою
Когда он поит зверей у водопоя,
Пусть сорвет она одежду, красы свои откроет, --
Ее увидев, к ней подойдет он --
Покинут его звери, что росли с ним в пустыне".
Шесть дней миновало, семь дней миновало --
Неустанно Энкиду познавал блудницу, (митохондриальная ДНК потомства будет чисто кроманьонской:-)
Когда же насытился лаской,
К зверью своему обратил лицо он.
Увидав Энкиду, убежали газели,
Степное зверье избегало его тела.
Вскочил Энкиду, - — ослабели мышцы,
Остановились ноги, - — и ушли его звери.
Смирился Энкиду, - — ему, как прежде, не бегать!
Но стал он умней, разуменьем глубже, --
Вернулся и сел у ног блудницы,
Блуднице в лицо он смотрит,
И что скажет блудница, - — его слушают уши.
Блудница ему вещает, Энкиду:
"Ты красив, Энкиду, ты богу подобен, --
Зачем со зверьем в степи ты бродишь?
Давай введу тебя в Урук огражденный,
К светлому дому, жилищу Ану,
Где Гильгамеш совершенен силой
И, словно тур, кажет мощь свою людям! «
Сказала — ему эти речи приятны,
Его мудрое сердце ищет друга.

Тут и яркое описание »палеоантропа" с волосатым телом и крепкими, как железо, руками, и вполне по-современному звучащая концепция о роли сексуальных отношений в «очеловечивании», и завораживающий образ «человека — охранителя биосферы» (Энкиду оберегает зверей, засыпая ловчие ямы и вырывая ловушки охотника-неоантропа), прямо как у Вернадского. Подобные предания отнюдь не единичны (вспомним, например, историю о поимке «сатира» в горах Греции во время войны Суллы с Митридатом). Поршнев верил, что отдельные популяции палеоантропов (вроде снежного человека) могли сохраниться до наших дней. Пожалуй, только в этом случае есть надежда, что те или иные палеопсихологические гипотезы удастся когда-нибудь проверить.