Материалы III Санкт-Петербургского конгресса психотерапевтов и психологов. М.М. Решетников. Агрессия.

МАТЕРИАЛЫ III САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО КОНГРЕССА ПСИХОТЕРАПЕВТОВ, ПРАКТИЧЕСКИХ ПСИХОЛОГОВ И ПСИХОЛОГОВ-КОНСУЛЬТАНТОВ «ДОСТИЖЕНИЯ И ПОТЕНЦИАЛ ПСИХОТЕРАПИИ, ПРАКТИЧЕСКОЙ И КОНСУЛЬТАТИВНОЙ ПСИХОЛОГИИ В САНКТ-ПЕТЕРБУРГЕ И СЕВЕРО-ЗАПАДНОМ ФЕДЕРАЛЬНОМ ОКРУГЕ РФ».

Модераторы круглого стола
«Обсуждение проекта федерального закона «О психотерапии»

ФЕНОМЕН АГРЕССИВНОСТИ В ПСИХОЛОГИИ, ПСИХИАТРИИ И В СОЦИУМЕ.

М.М. Решетников, профессор, доктор психологических наук, ректор Восточно-Европейского института психоанализа, председатель Общероссийского Совета по психотерапии и консультированию

Как известно, первое международное собрание психоаналитиков состоялось в Зальцбурге 27 апреля 1908. Позднее это событие, в котором приняли участие 39 человек из 6 стран¹, получило наименование первого международного «Конгресса по фрейдовской психологии» (или первого конгресса IPA). На этом конгрессе было представлено 9 докладов, но практически в каждом из них звучала тема человеческой агрессии.

Зигмунд Фрейд представил доклад под названием «Казуистическое» (который через год был опубликован под заголовком «Замечания об одном случае невроза навязчивости», сейчас более известный как «Человек-крыса»). В этом докладе Фрейд обращает внимание на «хроническое сосуществование любви и ненависти к одним и тем же персонам»². В силу этого феномены навязчивых идей выводятся автором «с одной стороны, из реакции крайне преувеличенной сознательной нежности, Доклад на III Санкт-Петербургском конгрессе психотерапевтов, практических психологов и психологов-консультантов «ДОСТИЖЕНИЯ И ПОТЕНЦИАЛ ПСИХОТЕРАПИИ, ПРАКТИЧЕСКОЙ И КОНСУЛЬТАТИВНОЙ ПСИХОЛОГИИ В САНКТ-ПЕТЕРБУРГЕ И СЕВЕРО-ЗАПАДНОМ ФЕДЕРАЛЬНОМ ОКРУГЕ РФ».а с другой — из садизма, продолжающего действовать в бессознательном, как ненависть».³

Эрнст Джонс в докладе «Рационализация в повседневной жизни», подчеркивая значимость идей Фрейда, в первую очередь выделил идеи неосознаваемых мотивов, а также то, что рациональные объяснения поведения людей обычно чрезвычайно далеки от действительных причин⁴.

Альфред Адлер в докладе «Влечение к агрессии в жизни и в неврозе» в качестве объяснения агрессии указывает на «влечение к отвоеванию удовлетворения у враждебного внешнего мира», и характеризует страх, как одну из фаз влечения к агрессии ⁵. Следует признать, что доклад Адлера, хотя и содержит ряд устаревших положений, представляет наиболее существенный интерес.

В этом докладе Адлер отмечает, что одним из решающих факторов в жизни любого человека является его отношение к тем задачам, которые он перед собой ставит (или которые жизнь ставит перед ним). Адлер констатирует, что в этом отношении человека к тем или иным задачам всегда есть что-то «наступательное»⁶, хотя нужно признать, что это типично далеко не для всех людей и не для всех, стоящих перед ними задач. В принципе, реакции на поставленные или встающие перед личностью задачи могут быть и вполне пассивными или оборонительными, но Адлер далее отмечает (вернее — уточняет), что он ставит своей задачей изучение именно агрессивного влечения, которое лежит в основе явлений жестокости, властолюбия и садизма. Обратим внимание, что Адлер исходно объединяет в едином перечне жестокость и садизм со стремлением к власти.

В качестве характерной особенности реализации любых влечений человека Адлер указывает на то, что они обязательно претерпевают культурную трансформацию, приобретают определенную утонченность и специализацию (в том числе им упоминается сублимация агрессивного влечения и возможность его превращения в свою противоположность, например, жадности в щедрость).

Реализация агрессивного влечения, по Адлеру, всегда связана с ориентацией на собственную, «высоко ценимую личность», при этом усиление агрессивного влечения происходит тогда, когда честолюбие или тщеславие личности не получают удовлетворения⁷. То есть агрессивность — это свойство личностей, страдающих чрезмерным честолюбием или тщеславием.

В более общем виде (в терминах Адлера) это можно было бы рассматривать, как выражение недостаточной связи с окружающим миром, чему способствует чрезмерное себялюбие, следствием которого является утрата чувства привязанности. Современный кризис семейных отношений хорошо известен, а именно семья является той системой, где исходно формируются привязанности.

Осуществление агрессивного влечения, впрочем, как и любых других влечений, связано с чувством удовольствия, а появление препятствий на пути его реализации — с неудовольствием. Мне как-то уже приходилось упоминать высказывание французского психоаналитика Алана Жибо по поводу того, что если бы люди, задумавшие совершить преступление, вначале приходили к нам (к психоаналитикам), преступность могла бы быть намного ниже. Но, к сожалению, это можно оценить лишь как благое пожелание. Влечение к агрессии является столь сильным и, позволю себе подчеркнуть — в такой высокой степени подчинено принципу удовольствия, что лишь в единичных случаях и лишь у высокоинтеллектуальных личностей оно может становиться предметом психоаналитического исследования вместо того, чтобы стать основой преступного действия. Возможно, кто-то из вас знаком с моей публикацией под названием «Месть и ненависть в терапевтическом процессе»⁸, где как раз представлены такие единичные случаи.

Но здесь мне хотелось бы еще раз подчеркнуть одну чрезвычайно важную «деталь»: большинство из тех, кто обращается к нам за помощью, испытывают дискомфорт от своего психического состояния или своих влечений. В отличие от этого, те, кто реализуют свое влечение к агрессии, не испытывают никакого дискомфорта, наоборот — они наслаждаются не только реализацией своей агрессии, но даже самим предчувствием ее осуществления и ощущениями, сопровождающими фантазии на тему своих только планируемых агрессивных действий. Позднее мы обратимся к некоторым конкретным примерам, которые предоставляет современная действительность.

Отталкиваясь от идей введенного им комплекса неполноценности, Адлер хотя и переходит на органный уровень доказательств⁹ (который с современных позиций можно было бы оценить как примитивный), но формулирует при этом ряд чрезвычайно интересных и актуальных идей. Он (повторю еще раз — исходя из идей общей или парциальной неполноценности, то есть — неполноценности того или иного органа) пишет: «у неполноценного глаза больше влечение видеть, у неполноценного желудочно-кишечного тракта больше влечение к еде и питью, у неполноценного сексуального органа больше сексуальное влечение»¹⁰.

Мы можем продолжить этот ряд, и дополнить его, в частности, предположить, что (в случае нарциссического развития личности) у неполноценного интеллекта всегда будет больше претензий на гениальность тех или иных идей, включая человеконенавистнические; при неполноценной этической установке закономерно ожидать формирование претензий на некую особую эстетику.

В первую очередь здесь стоило бы упомянуть получающую все большую распространенность (и статус социальной приемлемости) эстетику зла. Мне уже приходилось анализировать эту тему в статье «Попытка осмысления духовного измерения зла»¹¹, и основной вывод, который был в ней сделан, состоит в том, что именно эстетизация зла делает его опасным.

Самостоятельным фактором является последовательное извращение демократических идей и их трансформация в демократизм — с все более широким отказом от всех культуральных запретов на распространение любой информации, включая — как уже упоминалось, человеконенавистнической и поощряющей все человеческие пороки. Нам уже давно следовало бы признать, что у людей, наряду с высокими, имеются низменные потребности, которые ни при каких условиях не должны удовлетворяться, в том числе — виртуально. Однако современная культура демонстрирует качественно иные феномены, что со всей очевидностью позволяет сформулировать следующее положение: те человеческие пороки, которые в массовом порядке подаются в форме якобы безобидной виртуальной информации, затем закономерно трансформируется в массовые проявления в реальности. Включая убийства и насилие, обширно представление на ТВ и в Интернете.

Адлер относит формирование агрессивности к раннему детскому возрасту, и отмечает, что даже первый крик ребенка характеризует его отношение к внешнему миру не иначе как враждебное¹². Это, безусловно, явное преувеличение. Но следующий тезис Адлера следовало бы оценить как более адекватный, а именно — его высказывание о том, что агрессивное влечение всегда направлено на удовлетворение конкретной потребности личности, но в случае препятствия для ее реализации высока вероятность аффективной трансформация такой потребности, которая, как известно, уже мало поддается рациональному контролю.

В целом анализ влечения к агрессии дается Адлером в достаточно общем и отвлеченном виде, но (с учетом некоторых современных тенденций) привлекает внимание его упоминание о религиозных, межнациональных и расовых конфликтах, а также ссылка на фразу Лихтенберга: «Это удивительно, как неохотно люди живут по своим религиозным заповедям, и как охотно они за них воюют»¹³.

Здесь уместно обратиться к одному из коренных отличий человеческой агрессивности от агрессивности животных, которое отмечает Эрих Фромм в его работе «Анатомия человеческой деструктивности»¹⁴: человек обладает фантазией и может реагировать агрессией на воображаемую опасность (в том числе — в силу тех или иных патологических или асоциальных установок); а кроме того, только у человека агрессию можно вызвать методом «промывания мозгов».

В заключительной части своей статьи Адлер констатирует, что агрессивное влечение господствует над всей человеческой деятельностью. Напомню, что эта идея была сформулирована в 1908 году, когда агрессивное поведение рассматривалось почти исключительно как патологическое, крайне неприличное и однозначно осуждаемое культурой. Не буду обращаться к истории ХХ века, демонстрирующей многочисленные образцы эпидемий человеческой агрессивности. Но отмечу, что в наше время оценки агрессивности качественно трансформировались: агрессивность стала рассматриваться не только как допустимое, но и как позитивное качество, а низкий уровень социальной агрессии уже давно подается как некий недостаток (вспомним анекдоты о «горячих» финских или эстонских парнях).

В этой же статье Адлер отмечает, что именно агрессивное влечение создает жестокие образы в искусстве, когда повседневная реальность, страхи, навязчивые идеи и галлюцинации смыкаются и становятся как бы неразличимыми. Вряд ли уместно напоминать уважаемым коллегам, что, фактически, все современное (самое массовое) киноискусство в абсолютном большинстве случаев предлагает зрителю видеоряд все более изощренной агрессивности и жестокости.

К типичным проявлениям влечения к агрессии Адлер также относит восхищение тиранами, например, такими как Наполеон (применительно к российской действительности можно было бы сказать — такими как Сталин), а также особый интерес к извещениям о смерти, различным трагическим происшествиям, авариям, суевериям, болезням, нагнетанию страха и т.п., которые уже давно составляют основное содержание всех новостных программ и большей части всего современного информационного пространства.

В итоге, и об этом также упоминает Адлер, разрушаются не только связи с внешним миром, но и чувство общности и утрачиваются нормальные привязанности. А в результате возникают такие феномены, как боязнь людей, любви и брака, и формируются новые привязанности, в том числе Автором выделяются «вторичные привязанности» — к деньгам и странностям¹⁵. Современная действительность дает массу подтверждений этой гипотезе. То, что в современном обществе синонимом успеха в любой профессии стали исключительно финансовые достижения, уже ни у кого не вызывает сомнений. Реже говорится о странностях. Но давайте профессиональным взглядом посмотрим на большинство развлекательных и юмористических программ — не напоминают ли они нам то, что некогда характеризовалось как гебефрения в сочетании с копролалией?

В работе «Влечения и их судьба» Фрейд, рассматривая преимущественно эротическое влечение и чувство любви, пишет: «Наблюдение показывают нам, что судьба влечений может быть следующей: превращение в противоположное; обращение на собственную личность; вытеснение; сублимирование»¹⁶.

Думаю, что не нуждается в обосновании то, что «объект» — внешний мир становится (или, во всяком случае — воспринимается) большинством субъектов как все более враждебный; принцип удовольствия торжествует, хотя в ряде случаев и в извращенной форме (в данном случае мной не говорится о сексуальной жизни). Понятие «активный» в современной культуре постепенно трансформировалось в «агрессивный», и тогда нам следует в очередной согласится с Фрейдом, что судьба влечений, в основе которых лежал Эрос и любовь, и которые на протяжении тысячелетий определяли основные социальные чувства, «может быть следующей: превращение в противоположное». То есть, вполне приемлемо допущение, что там, где была любовь и влечение к жизни, вполне реально появление ненависти и влечения к смерти. Эти новые социальные чувства и идентификации пока не получили достаточного осмысления.

Как известно, З. Фрейд не очень любил В. Штекеля, который нередко отличался особой оригинальностью идей, в ряде случаев противоречащих позиции мэтра. Однако в 1913 году, исследуя происхождение морали, Фрейд, признает, что, возможно, гипотеза Штекеля о том, что именно ненависть и нелюбовь составляют первооснову всех отношений между людьми, является верной. Мораль в этом случае признается в качестве некоего социального механизма защиты против ненавистных каждой личности этических запретов¹⁷. Образно говоря, Танатос приходит на смену Эросу.

И в заключение, приведу, как обещал некоторые примеры из современной действительности. Вначале тема агрессии привлекла мое внимание в связи с проблемой мусульманского терроризма. Но затем возникло ощущение, что определение «мусульманский», скорее, маскирует проблему, чем приближает нас к ее пониманию. И в 2004 году мной была предпринята попытка обратить особое внимание на «немусульманский и не международный терроризм»¹⁸. В тот период это определение подверглось жесткой критике, также как и мой прогноз будущей «палестинизации Европы». Затем мной снова предпринималась попытка привлечь внимание к этой проблеме после направленного на своих же сограждан теракта Андреаса Брейвика в Норвегии, многочисленных расстрелов соотечественников в США (7 случаев только за 2012 г.) и при анализе недавней ситуации с расстрелом сослуживцев Дмитрием Виноградовым в Москве. Все это убеждает, что мы имеем дело с качественно новыми проявлениями человеческой агрессивности, которая остается недостаточно исследованной.

Учитывая отсутствие социального и политического запроса на серьезный анализ проблемы, можно было бы не возвращаться к этой усиленно замалчиваемой теме, если бы в российском Интернете не появилось более 20 тыс. сообщений в поддержку Виноградова, в ряде случаев — с искренним восхищением и выражением намерения последовать его примеру. Можно было бы привести множество различных объяснений такой потребности идентификации с агрессором, но лучше начать серьезное исследование этой проблемы.

Если вы откроете российский интернет и наберете в поисковике «Только массовые расстрелы спасут Родину», то уже на первых позициях увидите опубликованный 11 октября 2012 материал, где предлагается расстреливать всех, кто имеет недостаточный образовательный уровень, избыточный образовательный уровень, недостаточный или избыточный уровень патриотизма и т.д. Этот предельно агрессивный призыв никем не удаляется и продолжает тиражироваться.

Джеймс Фокс, профессор Северо-восточного университета в Бостоне (США), пишет: «В американском обществе существует определенное число людей, которые озлоблены на окружающий мир, полностью им разочарованы, считают свою жизнь разрушенной и не хотят больше жить. Эти люди испытывают недостаток эмоциональной поддержки со стороны семьи и друзей. И решают жестоко отомстить тем, кто, по их мнению, несет ответственность за их неудачи и не дает им шанса справиться с жизненными проблемами. Выбирая между суицидом и кровавой расправой они, как правило, выбирают и то, и другое». Может быть эта ситуация характерна не только для США?

Многие эксперты рассматривают в качестве источников агрессии инстинкт самосохранения и самореализации, а также подчеркивают особую роль сексуального поведения, как варианта агрессии. Но сексуальные партнеры не испытывают враждебных чувств. А учитывая число самоубийств таких преступников, вряд ли стоит говорить о самосохранении. Но вот тот факт, что самореализация личности во многом оказывается связанной не только с уровнем ее способностей, но и с уровнем ее агрессивности — заслуживает отдельного внимания. И когда способностей для адекватной самореализации (в профессии, в любви, в семейной жизни, в бизнесе) оказывается недостаточно, то вполне можно допустить, что убийство и приобретение хотя бы кратковременной всеобщей известности также может рассматриваться как случай патологической самореализации. Надо признать, что в целом, за исключением работ Эриха Фромма, в науке не так уж много систематических исследований этой проблемы.

При повсеместном увеличении количественного и качественного состава всех правоохранительных структур, а также небывалом усовершенствовании их технического оснащения, уровень преступности во всех развитых странах за последние 20 лет повысился в 8 раз. А уровень сексуальной агрессии в отношении несовершеннолетних в России — только за последние семь лет — увеличился в 30 раз.

Позволю себе сформулировать предположение, что попытки решать психические и психосоциальные проблемы современного общества полицейскими мерами, вряд ли могут быть более успешными, чем применения полиции против рака или инфарктов и инсультов. Здесь действуют качественно иные способствующие и препятствующие факторы.

Около 20 лет назад мы всерьез говорили о профилактической психиатрии, и в рамках этой проблемы вводили всеобщее психолого-психиатрическое тестирование призывных контингентов (думаю, ни для кого не секрет, что 95% агрессивных действий и преступлений совершаются именно мужской частью нашей популяции). Хотя проблема ставилась как психологическая, в ней было много психиатрических подходов. Затем многое из этих подходов (в силу различных социально-экономических причин) было утрачено. На этом печальном исходе сказалось и традиционное отсутствие партнерства и взаимодействия между психиатрией и психологией.

Напомню, что сейчас в стране около 614 тыс. врачей, из которых всего около 16 тысяч психиатров. Мной уже многократно упоминались эти цифры — 600 тысяч врачей занимаются соматическим здоровьем и профилактикой, а 16 тыс. — психическим здоровьем и профилактикой. На 140 млн. населения. Не требует доказательства, что такое соотношение никогда не позволит вести психопрофилактическую работу — нет достаточных сил и средств. Здесь уместно напомнить, что с учетом прогнозов ВОЗ в ближайшие десятилетия уровень инвалидизации населения по психическим расстройства превысит аналогичный уровень по сердечнососудистым и онкологическим заболеваниям (вместе взятым).

Как известно, до 20% всех пациентов с психическими расстройствами проявляют признаки агрессивности, при этом — чаще всего это представители мужской популяции в возрасте 15-25 лет. В целом, по данным Э. Фуллер¹⁹ психиатрические пациенты применяют оружие в 20 раз чаще, чем другие люди. Мы долго связывали надежды на борьбу с этими агрессивными действиями с успехами психофармакологии. Но пока не достигли в этом направлении особого успеха. Большинство коллег объясняют эту неудачу с нон-комплаентностью наших пациентов, которые не соблюдают правил приема назначенных им препаратов — до 75% в амбулаторных условиях и до 19% — даже в стационаре. При этом отказ от нейролептиков, по данным исследований в ВГМА (Т.Ю. Гречко) в 65-80% случаев связан с побочными эффектами и с неэффективностью терапии. Уверен, что поиски новых препаратов для подавления агрессивности и без подобных эффектов надо продолжать, но не забывать и других о возможностях преодоления роста агрессивности во все более патологизирующейся мировой популяции.

Пока мы пожинаем плоды относительной лёгкости приобретения огнестрельного оружия. Но субъекты высоких технологий, участвующие в создании программного обеспечения и в непосредственном управления системами массового поражения, а также мощными энергетическими комплексами, также не застрахованы от любовных и семейных кризисов, проблем неудовлетворенного честолюбия и тщеславия, ущемленной самооценки и всех вариантов негативного семейного фона. И в этом случае речь может пойти уже не о массовых расстрелах, а об угрозе всему человечеству. Пока психиатры и психологи включаются в исследование агрессивных действий в качестве экспертов только уже после совершенных преступлений, то есть — как частных случаев. Уже давно стоило бы обратиться к изучению этой проблемы как одной из общенаучных.

Выводы и гипотезы

1. Агрессивность следовало бы рассматривать как одну из форм навязчивых идей, постепенно приобретающих шизоидно-параноидальное развитие.
2. Рациональные объяснения преступлений, совершаемых на основе таких форм психических расстройств, неадекватны.
3. Страхи, нарциссическое развитие личности и кризис самоуважения могут составлять основу последующего развития влечения к агрессии.
4. В большинстве случаев агрессивные идеи претерпевают культурную трансформацию и вначале подаются в форме некой особой доморощенной идеологии или особой этической или эстетической установки.
5. В числе факторов, способствующих проявлениям агрессивности, следует в первую очередь упомянуть чрезмерное честолюбие и тщеславие и признаки развития нарциссической личности.
6. Для агрессора характерна ориентация на собственную, «высоко ценимую личность».
7. Осуществление агрессивного влечения связано с чувством удовольствия.
8. Те, кто реализуют свое влечение к агрессии, не испытывают никакого дискомфорта и раскаяния, наоборот — они наслаждаются не только реализацией своей агрессии, но и предчувствием ее осуществления.
9. Реализации агрессивных установок способствует воздействие соответствующих (агрессивных) информационных потоков в Интернете и видеоряда ТВ, где предлагаются аналогичные варианты поведения.
10. Именно агрессивное влечение создает жестокие образы в искусстве, где повседневная реальность, страхи, навязчивые идеи и галлюцинации смыкаются и становятся как бы неразличимыми.
11. Самостоятельным фактором распространения агрессивности является последовательная эстетизация зла.
12. По мере роста агрессивности в социуме формируются новые привязанности, в том числе «вторичные привязанности» — к деньгам, демонстративным и эпатажным странностям поведения, экстремальным видам спорта и отдыха, азартным играм и т. д.
13. У людей, наряду с высокими, имеются низменные потребности, которые ни при каких условиях не должны удовлетворяться.
14. Кадровое обеспечение психиатрических служб неадекватно задачам, стоящим перед обществом в связи с эпидемией бытовой и криминальными проявлениями человеческой агрессивности.
15. Научно-методическое обеспечение подходов к этой проблеме находится в периоде стагнации.

1 15 австрийцев, 1 американец, 2 англичанина, 2 венгра, 13 немцев и 6 швейцарцев, в том числе: Зигмунд Фрейд, а также его ближайшие сподвижники и последователи — Карл Абрахам, Альфред Адлер, Фриц Виттельс, Отто Ранк, Пауль Федерн, Шандор Ференци, Вильгельм Штекель, Макс Эйтингон и Карл Юнг.

2 Ранк О. Отчет о первом частом психоаналитическом собрании в Зальцбурге 27 апреля 1908 года. Пер. с немец. — Ижевск: ERGO, 2011. — С. 17.

3 Там же.

4 Там же, стр. 19.

5 Там же, стр. 29.

6 Адлер А. Агрессия влечение в жизни и в неврозе (1908 [ред. 1928]). // Форум агрессологии, 2011. Том 1. № 1. — Стр. 63.

7 Там же стр. 65.

8 Решетников М.М. Месть и ненависть в терапевтическом процессе. В кн. Решетников М.М. Типичные ошибки и трудности начала терапии. — СПб.: ВЕИП.

9 Имеется в виду, что Адлер рассматривает влечение, как удовлетворение потребностей конкретного органа тела.

10 Там же. Стр. 66.

11 Решетников М.М. Попытка осмысления духовного измерения зла». СПб.: ВЕИП, 2008. — 16-28 с.

12 Адлер А. Агрессия влечение в жизни и в неврозе (1908 [ред. 1928]). // Форум агрессологии, 2011. Том 1. № 1. — Стр. 67.

13 Там же, стр. 68.

14 Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. — М.: ??? 1994. — с.

15 В последующем Юнг обозначил эту идею как «интроверсию». Юнг К.Г. Избранные труды по аналитической психологии. Цюрих, 1939.

16 Фрейд З. Основные психологические теории в психоанализе. Очерки истории психоанализа. Сб. — СПб.: Алетейя, 1998 / Влечения и их судьба. — С. 124-150.

17 Рязанцев С. Ф. Танаталогия (учение о смерти). — СПб.: ВЕИП, 1994. — с. 10.

18 Решетников М.М. Психология и психопатология терроризма. Гуманитарные стратегии антитеррора. // Сб. статей под ред. проф. М.М.Решетникова. — СПб.: ВЕИП, 2004. — 352 с.

19 Фуллер Торри Э. Шизофрения: Кн. в помощь врачам, пациентам и членам их семей: Пер. с англ. — 2 изд., — Санкт-Петербург: Питер, 1997. — 446с.
Примечание М.М.Р.: Как известно, Фуллер был ярым приверженцем и пропагандистом принципа принудительного лечения (то есть — помещения в психиатрическую клинику без согласия пациента и его лечения по настоянию психиатра). Но, по данным представленным Европарламенту в 2011, не менее 1/3 населения объединенной Европы страдает психическими расстройствами (около 160 млн. чел.), и представить себя, что хотя бы 10% всех европейцев нуждаются в помещении в клинику, к тому же — на длительный срок, достаточно трудно (включая экономические факторы).

Думаю, что при интерпретации этих «статистических» выкладок нужно учитывать еще один «нюанс» — со второй половины ХХ века в психиатрии появилась новая тенденция, позднее обозначенная как «ползучий диагностизм», то есть — распространение психиатрических ярлыков на всё новые и новые аспекты человеческого поведения. С одной стороны, это как бы способствовало упрочению позиций психиатрии, а с другой — создавало условия для того, чтобы она захлебнулась в ею самой же созданном море диагнозов. Думаю, что со временем, как минимум, 70% психиатрических диагнозов получат психологическую интерпретацию, как варианты нормальных поведенческих реакций, и будут исключены из перечня психических расстройств, или станут упоминаться там лишь в случаях крайних вариантов их манифестации.