Катков А.Л. О Ю.В. Валентике

Рубрика «In Memoriam»

Предисловие

По просьбе друзей, в очередной раз собравшихся достойно почтить Юрия Владимировича Валентика, я просмотрел текст, написанный более 10 лет назад в память об этом удивительном человеке, с которым нас свела судьба в сложное и трудное время.

При подготовке этого текста и осмыслении всего опыта общения с Юрием Владимировичем — хорошо это помню — я как-то по особому, пронзительно и ясно осознал, что у него была своя, выходящая далеко за рамки обыденной жизни миссия, которую он с блеском выполнил. И вот это ощущение исполненности перекрывало чувство утраты. А живая память о Юрии Владимировиче и вовсе не оставляла места для каких-то мрачных умонастроений. Он бы этого не одобрил.

Вот и сейчас, по прочтению этого текста — все точно так же.

Все правильно. И ничего менять не нужно.

О Юрии Владимировиче Валентике

Ушел из жизни Юрий Владимирович Валентик — ученый, педагог, подлинный профессионал, более чем заметный в новейшей истории развития советской и постсоветской наркологии и психотерапии.

С Юрием Владимировичем в начале нашего общего пути нас связывали профессиональные и приятельские отношения, а в последние годы отношения искренней дружбы. Эти воспоминания — дань вот этой дружбе и малая дань человеку, который — я уверен — достоин памяти долгой и яркой.

С Юрием Владимировичем мы познакомились на зимних декадниках в Красноярске, где он проводил группы по континуальной психотерапии алкоголизма. В то время наркологическая тематика была не такой популярной, как в последние годы. И, вместе с тем, ясная и продуманная концепция того, как можно работать с химически зависимыми, внутренняя энергия, сосредоточенность и превосходное владение материалом, которые демонстрировал Юрий Владимирович, не могли не обращать на себя внимание. Не в последнюю очередь, как мне теперь кажется, и по контрасту со «штормовой» атмосферой студенческого фестиваля, бушевавшего на декадниках того времени. Не то, чтобы Юрий Владимирович не вовлекался в это эмоциональное действо — человеком он был весьма расположенным к увлечениям — но рядом с этим в нем всегда чувствовались приоритеты здравого смысла и тех целей, ради которых проводились декадники. От него веяло Основательностью — вот, пожалуй, главное ощущение от первого знакомства с Юрием Владимировичем.

Еще одна памятная веха, связанная с зимними декадниками в Красноярске, — наше совместное общение с Виктором Астафьевым.

Перед планируемой общей встречей Астафьева с участниками декадника у нас (Юрий Владимирович, Римас Кочунас и я) оставалось около часа времени для свободной беседы с великим русским писателем. Самое сильное впечатление от этой встречи это удивительное умение Астафьева увлекать собеседников в реальность пережитых им событий — смешных, драматических, трагических. А еще — некоторые неявные, но заметные для опытного глава, знаки внимания, которые Виктор Астафьев и Юрий Владимирович оказывали друг другу, как люди, дождавшиеся, наконец, достойных собеседников. Диалог — свободный, раскованный, искрящийся остроумием — вели, в основном, эти двое. А мы с Римасом Кочунасом слушали и восхищались потоком сознания, могучим и мощным как Енисей.

Улетали из Красноярска мы в том же составе — Валентик, Римас и я. В четыре часа утра подошла машина, которая должна была увезти нас в аэропорт. Валентик настоял, чтобы мы разбудили Виктора Викторовича Макарова — попрощаться. «Чувствуешь, какое поле уходит?» спросил Юрий Владимирович Макарова, когда уже все полагающиеся слова были произнесены. Виктор Викторович подтвердил, что чувствует. Валентика всегда окружало поле его своеобразного обаяния. И это чувствовали все, кто был рядом.

Следующая наша встреча случилась во Владивостоке. Именно там, на краю нашей бывшей необъятной Родины, мы первый раз разговорились без особого повода и в отсутствие третьих лиц. Вернее, повод был — наше посещение живописной набережной морского порта. Такая сюрреалистическая картина: небо, океан, береговая кромка и уходящие за горизонт океанские лайнеры. Застывшее время. Два человека, примостившись на скамейке гранитного парапета набережной, пробуют на вкус океанский бриз и владивостокское пиво. Беседуют о жизни. Помню, Юрий Владимирович рассказывал курьезные истории о том, как факт совпадения его имени с именем председателя КГБ СССР, а затем и руководителя государства помог ему в защите докторской диссертации. Континуальная психотерапия химически зависимых лиц, не очень понятная представителям биологической науки, конечно же нуждалась в таком подкреплении — спасибо Юрию Владимировичу Андропову. Эти блистательные эссе, вещание портового громкоговорителя с называнием экзотических стран, куда уходили океанские корабли, зеваки на набережной, подвергавшиеся нашему беспощадному психотерапевтическому анализу — все это вместе производило впечатление какого-то особого узора, совершенно отличного от содержания обыденной жизни. Юрий Владимирович остро чувствовал такие особые моменты бытия. Наверное, поэтому наш разговор сравнительно быстро перетек в мистическое русло, и он поделился пережитым опытом, о котором принято говорить «...есть многое на свете, друг Горацио...». Меня, однако, удивили не сами эти события, о которых шла речь, а, если так можно выразиться, «хирургическая» логика, которой оперировал Юрий Владимирович в анализе сложных психологических феноменов. Такой беспощадный исследовательский стиль я встречал только у двух авторов — Зигмунда Фрейда и Льва Толстого.

Завершение нашей береговой мистической сессии было обставлено по законам жанра — на опустевшей к этому времени набережной вдруг появилась красивая молодая женщина в длинном ярко-желтом платье, необычном даже для этих мест. Она задумчиво двигалась мимо нас, неотрывно глядя на линию горизонта. После соответствующей паузы Юрий Владимирович с полным убеждением заявил, что это судьба посылает нам знак. Но так и не сказал, какой именно. Я также не стал развивать эту тему. Желтый цвет мне никогда не нравился.

Еще одно памятное событие связано с Владивостоком — преподавательская экспедиция на знаменитый приморский пляж в завершение декадника. День был ясный, ветреный и прохладный. Температура воды — что-то около 16 градусов. Так что особого желания погружаться в студеную океанскую воду не было. Однако Юрий Владимирович (он слегка припоздал и добирался отдельно от основной группы) был категоричен — раз уж мы здесь, то должны искупаться в океане. И мы поплыли. То есть поплыли мы втроем — Валентик, человек с французским именем Жан Гавер и я. Остальные, окунувшись в соленую воду, разлеглись на песке. После первых минут пыхтения и адаптации завязался общий разговор. Обсуждался вопрос, куда мы плывем. Гавер предлагал плыть на Фиджи, Валентик — на Гавайи. Я предложил плыть в Японию — все-таки ближе. Согласились на Японию. Тут же по предложению Юрия Владимировича мы начали репетировать японский язык. С одновременным синхронным переводом. Видимо особенности нашего произношения взволновали всю морскую живность — медуз становилось все больше. Наконец, кто-то обратил внимание на то обстоятельство, что наш родной берег стремительно отдаляется, а Японию все еще не видно. Возник вопрос — как же мы будем ориентироваться, когда берега не будет видно вообще. И тут мы опять порадовались, что выбрали Японию — страну восходящего солнца. Была реальная возможность при каждом восходе (и заходе) солнца сверять курс. Все это мы пытались объяснить друг другу на превосходном, свежеотрепетированном японском языке. Не знаю, как бы развивались дальше события, возможно, мы бы и добрались до Японии, если бы не одна досадная деталь — одежда Юрия Владимировича. Она была неподобающая именно для Японии. То есть на нем были белые спортивные трусы цвета японского флага (о поездке на пляж Юрия Владимировича не предупредили). Видимо они-то и привлекали повышенное внимание береговых медуз, принимавших этот вид одежды за флагман океанической фауны. Так что ввиду непредвиденных форс-мажорных обстоятельств нам пришлось-таки вернуться на родной берег. И безжалостно поинтересоваться отношением подуставших нас ждать коллег к бессмертным строкам А. А. Блока «…ибо что же приятней на свете, чем утрата лучших друзей...».

Следующие наши встречи проходили уже на казахстанской земле во время легендарных костанайских декадников. Эти декадники знаменательны хотя бы и тем, что проходили в обычной психиатрической больнице, главным врачом которой я работал в то время. Курсанты, преподаватели жили в отделениях больницы, а непрерывный образовательный процесс проходил одновременно в аудиториях и приспособленных помещениях клиники.

Эти детали я привожу здесь лишь для того, чтобы было понятно, насколько хорошо Юрий Владимирович знал состояние дел в нашей отрасли — системе психиатрической помощи.

Он нашел время и повод для того, чтобы высказать «удивление и восхищение» административному персоналу клиники теми условиями, которые были созданы для пациентов в самые тяжелые годы экономических потрясений (начало 90-х). Для неизбалованного комплиментами персонала такая оценка авторитетного специалиста была как глоток живительного бальзама — та самая капля дополнительной мотивации, позволяющая продолжать отчаянную борьбу за достойное существование, за то, чтобы больничный корабль и далее оставался на плаву.

Даже среди блистательной плеяды специалистов, составлявших преподавательский состав на костанайских декадниках (на мой взгляд, это были, возможно, самые сильные и квалифицированные команды, когда-либо собиравшиеся на декадниках), Юрий Владимирович пользовался особым расположением курсантов, быстро и точно реагирующих на фактор новизны и качества преподавательских программ. А главное — на фактор личности преподавателя. После своих знаменитых и драматических лекций о смерти популярность Юрия Владимировича возросла неизмеримо. На него смотрели, как на Орфея, вернувшегося из путешествия в Ад и приобретшего там особый, ни с чем не сравнимый опыт и знания. Что-то в поведении Юрия Владимировича (это особенно чувствовалось во время его экстремальных лекций) заставляло так думать.

В 2001 году в Казахстане был создан первый научный центр по проблемам наркологии. Среди главных задач центра была и форсированная подготовка специалистов — наркологов. При первой же возможности в г. Алматы был организован цикл по медико-социальной реабилитации химически зависимых. В качестве ведущего преподавателя был приглашен Юрий Владимирович Валентик. С этого времени начинается особый этап нашего сотрудничества, когда при прямом участии Юрия Владимировича в течение нескольких лет были созданы основы современной наркологии в Казахстане и Центральной Азии. Юрий Владимирович непосредственно участвовал в проведении нескольких образовательных циклов в Алматы, Ташкенте, Бишкеке, и везде с потрясающим успехом демонстрировал свое блистательное умение доносить целостный, концептуально оформленный материал. Все, о чем рассказывал Юрий Владимирович, воспринималось даже и не в качестве какой-то совершенно замечательной теории, а как процесс прокладывания пути, по которому должна двигаться современная наркология, с тем, чтобы обрести свое собственное лицо, смысл и достоинство.

Что же касается нашего неформального общения во время проведения этих циклов, то это и было, пожалуй, наше лучшее время с Юрием Владимировичем. Под бесподобные композиции Банко де Гайя и Горана Бреговича (тогда мы слушали именно такую музыку) мы говорили обо всем на свете. Реальность в этих беседах весьма часто уступала место каким-то невероятным юмористическим или саркастическим импровизациям, драматическим эскападам по мотивам выслушиваемых нами музыкальных композиций. Чемпионом в этот отношении было эпохальное произведение Банко де Гайя «Последний поезд в Лхасу». В этой композиции одновременно присутствуют несколько музыкальных (правильнее сказать, экзистенциальных) тем, которые, причудливо сплетаясь в общий трансперсональный узор, уносили присутствующих в некое особое пространство. Где открывались новые горизонты бытия, и где Юрий Владимирович чувствовал себя как дома. В Лхасу. То есть, мы не опоздали на этот последний поезд. Вскочили в последний вагон и побывали там, где мечтает побывать каждый ищущий.

Из других памятных моментов общения с Юрием Владимировичем выделяется встреча в Павлодаре и еще две других — в Москве. Первая московская встреча запомнилась, наверное, потому, что проходила в рабочем кабинете Юрия Владимировича на кафедре наркологии РАПО, которую он возглавлял до последнего дня. Этот кабинет весьма и весьма отличался от общего кафедрального стиля. Более всего он напоминал каюту капитана дальнего плавания. Свою роль тут, наверное, сыграло присутствие большого глобуса и малопонятных измерительных приборов. Но главным образом — присутствие самого хозяина. Его горделивой и уверенной манеры держаться. Особого лидерского шарма, вдруг проявившегося именно в этом кабинете. Не хватало только штурвала в руках. Но было полное ощущение того, что штурвал каким-то непонятным образом присутствует. Мы записывали интервью Юрия Владимировича для фильма о советской и постсоветской психиатрии, который снимали в то время. Юрий Владимирович, как и всегда, говорил ясно, убедительно, профессионально, с особым глубинным контекстом сопричастности и сопереживания к людям и событиям, свидетелем которых он являлся. Историю становления нашей профессии он любил и знал превосходно.

Павлодарская встреча проходила в период проведения съезда психиатров, наркологов, психотерапевтов Казахстана осенью 2004 года (съезд был организован впервые после длительного, почти 20-летнего перерыва). Юрий Владимирович приехал машиной из Омска в компании коллег из Москвы и Санкт-Петербурга — наших гостей, которые также добирались через Омск. Форум получился совершенно замечательный. Но более всего запомнилась секция психотерапии, которую вел и на которой выступал с основным докладом Юрий Владимирович Валентик. На секции собралось удивительно много (для Павлодара и Казахстана) заинтересованных профессионалов — что-то около ста. Юрий Владимирович говорил с подлинным блеском. Чувствуя глубину внимания, заинтересованности и одобрения, которыми лучилась аудитория, он прочитал одну из самых лучших своих лекций о психотерапии, в частности о психотерапии лиц с химической зависимостью. Те, кто случал эту лекцию, вот уже по прошествии многих лет вспоминают об этом событии, как об одном из самых сильных впечатлений в своей профессиональной жизни.

Вторая московская встреча с Юрием Владимировичем была последней. Собственно, это было прощание — Юрий Владимирович был тяжело болен. Все всё понимали. Юрий Владимирович, уже без своего обычного неподражаемого юмора, говорил. Мы (я и двое моих друзей) слушали. Это было нечто вроде завета. Звучало три темы: трагизм бытия и тревога за будущее, ответственность, жертвенность. Юрий Владимирович говорил страстно и резко, без оглядки на ситуацию. Слушать это было непросто. Расплавленный металл этой речи до сих пор еще не остыл… Когда пришло время прощаться, мы тепло обнялись. Юрий Владимирович еще долго стоял на бульваре. Одинокий, спокойный и отстраненный.

Прошлое (наша память) живет своей жизнью. Впечатления и чувства от людей со временем меняются. Иные уходят в тень. Другие, напротив, становятся ярче. Теперь, думая и вспоминая о Юрии Владимировиче — уже с некоторого расстояния — видится следующее. Юрий Владимирович, как мало кто другой, остро чувствовал, что дороги, вымощенные столетия назад (по которым человечество марширует со слепой уверенностью в том, что твердь под их ногами — это навсегда), заканчиваются где-то очень близко. Он, как никто, понимал, что пришло время мостить новые пути, а для этого нужно пробираться по хлябям и топям — там, где еще «не ступала нога…». И сам, конечно, путешествовал по таким пространствам, куда заглядывали лишь немногие. Юрий Владимирович, как непреложный закон, осознавал свою причастность к этому крайне важному и рискованному процессу, не сулящему каких-то материальных и статусных дивидендов, но требующему особого допуска и платы за вход. Этот допуск (особые моральные качества и талант исследователя) у Юрия Владимировича, безусловно, был. И цену, совсем не малую, он заплатил бестрепетно, не выгадывая и не жалея.

Судьба ревнива и не очень жалует людей, вознамерившихся встать рядом с нею. Их собственная судьба редко бывает легкой: «...тот, кто взял ее однажды в повелительные руки, у того исчез навеки безмятежный блеск очей…». Однако и память о таких людях столь же редко бывает облегченной и укороченной.

Катков А.Л., 2008