О вкусной и здоровой жизни. Путешествие в Калькутту.

Рубрика «О вкусной и здоровой жизни»

Путешествие в Калькутту

Заметки о психотерапевтической экспедиции ОППЛ

Татьяна Быкова, врач-психотерапевт, г. Смоленск.

Почему мы стремимся написать свои заметки о психотерапевтических экспедициях? Нужны ли они кому-то, будет ли их кто-то читать? Социологические исследования показали, что в последние годы наблюдается писательский бум на фоне дефицита читателей. Но именно заметки о предыдущих экспедициях, написанные их участниками и прочитанные мной в «Психотерапевтической газете» познакомили меня с психотерапевтическим аспектом исследования Индии, показали возможность моего реального путешествия в Индию. И вот я теперь имею опыт двух Индийских экспедиций и пишу эти заметки, мысленно обращаясь к незнакомым людям, рассказывая о наших психотерапевтических наблюдениях и размышлениях о жизни и о нравах непохожих на нас людей, о своих переживаниях.

Недавно я прочла книгу историка Н. Сквабченкова «По старой Смоленской дороге». В ней автор ссылается на книгу, написанную в 1557 г. Сигизмундом Герберштейном «Записки о Московитских делах». Так вот — 458(! ) лет люди узнают о том, что «гостеприимство есть общая добродетель русских». Рассматривают картинки, где четвёрка лошадей тянет огромный деревянный треугольник, чтобы очистить дорогу от снега. Где кто-то едет на одной лыже по бревенчатому настилу дороги, отталкиваясь от него палкой. Сам же Герберштейн по этому бревенчатому настилу едет в санях, которыми управляет, сидящий верхом на лошади. Русские сани резные, впряженные лошади упитанные и сильные, ямщики с идеально прямой осанкой. Повозка боярина полностью закрыта, её сопровождают пять пеших мужчин в длинных кафтанах и высоких шапках.

В 1697 г. Пётр I отправлял много стольников (придворных) в Европу для изучения корабельного дела. Но только Пётр Андреевич Толстой оставил описание своего путешествия в «Путевом дневнике». Благодаря ему, мы знаем о том, как проходила учёба, какой была дорога через Смоленск, что из себя представляла Европа. Вдохновившись этими историческими книгами, их нужностью и долгой памятью о них, решилась и я на описание своих впечатлений, подумав о возможной полезности кому-то и моих заметок

Итак, нам предстояло совершить очередную экспедицию в одно из самых непростых и противоречивых мест Индии — в город «чёрной» Кали, ипостась Дурги, олицетворяющей грозный, губительный аспект энергии гнева. Богиня традиционно изображается с ожерельем из черепов вокруг шеи, с мечом и жертвенным ножом в руках, с отрубленными головами жертв, с длинным свисающим языком, окрашенным их кровью. Именно Кали окутывает мир тьмой в конце кальпы, содействуя уничтожению сущего, — вернее, завершению одного периода и началу нового. В Бенгалии Кали почитают как истребительницу демонов и могущественную богиню — покровительницу, «освобождающую своих преданных из океана материального существования». Именно там, в Бенгалии, находится главный храм посвящённый богине — Калигхата. В Индийском произношении город завуалировано называется Колькутта, с ударением на первый слог. А в перенятой нами у англичан транскрипции — откровенно и прямо — Калькутта.

Обладая этими сведениями, я твёрдо решила, что буду принимать всё, что увижу, с чем столкнусь в этой местности, спокойно, и не буду поддаваться ни на какие провокации окружающего мира! И вспоминая нашу поездку спустя месяцы, могу сказать, что это обещание себе мне во многом удалось исполнить!

Вторым среди моих планов на экспедицию было намерение усовершенствоваться в йоге и медитации. И, самое главное, хотелось продолжить психотерапевтические изыскания «Махабхараты», «Бхагавад Гиты». Обе книги были мной прочитаны с большой ответственностью. Так как предыдущая экспедиция с её групповыми обсуждениями реалий, сложностей, непонятностей «Махабхараты» и её переплетений с современной психотерапией показала мою недостаточную информированность, я очень хотела совершенствоваться в интеллектуальных и психологических размышлениях.

Итак, наступил наш первый экспедиционный день. В аэропорту встретились весёлые смельчаки, не побоявшиеся отправиться на Новый год за тридевять земель «не зная куда, не зная зачем», оставившие без своего присутствия большие семьи в самый любимый праздник страны. Перелёт прошел легко и быстро. Вечером погуляли по резиденции королевы Виктории, где она сама не была ни разу. Осматривали роскошный дворец, парк, наполненный цветами. Восторгались удивительно гармоничными, яркими нарядами индианок. Цвета в них всегда очень сочные, необычные для русского глаза, привыкшего к элегантной сдержанности наших природных просторов.

В сумерках мы попали к месту поклонения Ганги. Минуя людей, фотографирующихся и распевавших прославления богине, я спустилась в темноте по крутому берегу к реке. Послушала неспешный плеск волн, коснулась тёплых вод и, словно напитавшись силой и покоем, присоединилась к нашей группе. Все вместе мы плавно и размеренно двинулись к выходу, испив предварительно чая-масала , приготовленного прямо на уличном костре, им нас угостил Виктор Викторович. Тёплым вечером потолкались на народном празднике, оказавшись рядом с артистами. Мы не сразу распознали лица мальчиков — подростков, под ярким гримом, исполнявшие танцы наряду с ними девочки имели более скромный вид и сдержанный макияж. На празднике всё было пристойно и мило. В умиротворённом состоянии мы вернулись в отель, пройдя мимо огромного Исторического музея Калькутты, в который я очень хотела сходить, но расписание экспедиции было таким плотным и насыщенным, что времени на столь грандиозный музей выкроить не удалось.

В первый индийский день нам также предстояла встреча Нового года. Служащие отеля не совсем представляли, что это значит. Мы долго пытались прийти к взаимопониманию, но поднять бокалы с шампанским в гостиничном ресторане нам так и не разрешили. Никто по этому поводу не расстроился, все только удивлялись: как это нельзя в Новый год выпить шампанского?! За праздничным столом все встретились радостно-возбуждёнными, нарядными и свежими. Почти у каждого были заготовлены подарки для всех участников экспедиции! И спустя месяцы при взгляде на них сердце наполняется теплотой благодарности за эту русскую чуткость друг к другу.

В первые часы нового года мы отправились на ночную прогулку по самому старому, центральному району Калькутты. На улицах царило небывалое оживление. Все были таким же нарядными, как и мы. Многие нам кричали: «Happy new year!», говорили ещё что-то, некоторые пытались обниматься. Такими индусов мы больше никогда не видели. Опытный психотерапевтический взгляд Виктора Викторовича распознал тлетворное влияние употреблённых токсических веществ. Так мы узнали, что ничто человеческое не чуждо и мистической Индии.

На первой обратной связи участники экспедиции много обсуждали, какие шумные и эмоциональные люди индусы. А мне всё вспоминалось, что в предыдущей экспедиции мы наоборот поражались какой-то отрешенной сдержанности, спокойствию представителей Индии. Что-то изменилось. Индийцы сменили характер и темперамент? На них влияет время года? Наша ли группа пребывала в другом настрое? Не определившись с ответами, я тем не менее, говорила себе: придерживайся намеченного плана — принимать случающееся как необходимую составляющую.

Калигхата

Эта репетиция сохранения спокойствия и нейтралитета помогла на следующий, второй день экспедиции. Мы отправились в самый главный храм Кали — Калигхату. Утро прошло обманывающе безмятежно. Позанимались йогой, помедитировали, и бодро и весёло углубились в Калькутту. День был пасмурный, с лёгкой напряжённостью в воздухе, с тёмной туманностью. Районы вокруг храма казались и безлюдными, и наполненными неспешной жизнью одновременно. Узкие дома из белого когда-то камня теперь выглядели серыми, неухоженными, с древними наростами сырости. Это вроде бы напоминало Венецию, но там древняя сырость предстает в маскарадной щеголеватости, тут же ощущается напряжённая недосказанность. Упадок, следствие утерянной роскоши. Именно из Бенгалии британцы вывезли богатств более чем на миллиард фунтов стерлингов (по курсу того времени), и продолжают получать проценты до сих пор: множество туристов желают посмотреть на экзотику других народов в Лондонских музеях.

За несколько кварталов до храма начиналась длиннющая очередь, состоящая, в основном, из больших семей с детьми всех возрастов, нарядно и чисто одетых. Члены семей держались на некотором расстоянии друг от друга, соблюдая личное пространство даже внутри своей семьи. Все были сосредоточены на своем внутреннем состоянии, на предстоящем важном событии, и в тоже время обращали внимание и на нашу чужеродную группу. Эта внимательная отстранённость жителей Индии поражает. Часто ловила себя на мысли: что они думают, что ими движет сейчас? Вопросы эти всегда оставались риторическим.

По мере приближения к храму очередь становилась все плотнее. Нас сопровождала бойкая индианка-гид, демонстрирующая всем свою уверенную независимость и непоколебимость. Она представлялась нам оплотом такой знакомой российской решительности и самоуверенной важности. Благодаря пробивным способностям сопровождающей, мы быстро пронеслись мимо длинной очереди, и сами не заметили, как оказались у входа на территорию храмового комплекса. Мы оказались внутри огромной, плотной целеустремленной и религиозно настроенной толпы. Толпы не совсем понятных для нас людей! Что можно ожидать от этой толпы? Как могут развернуться события вторжения пришлых неофитов в «святая-святых»? Гид же подбадривала нас чёткими рекомендациями к продвижению, проскальзыванию через закутки, снятию обуви. Все — без передышки. Времени на раздумья у нас не было. Мы стремились вперёд, подгоняемые чувством ответственности за стоящую за нами очередь людей, которым обязательно надо попасть в храм до определённого времени в этот значимый день. В плотной толпе, куда мы незаконно втискивались, все люди относились к нам с сочувствием, терпением, уважением. Охваченная благодарностью к окружающим, я просочилась в малюсенький храм, и тут же была зажата в узком проходе между стен. Расстояние, которое мне предстояло пройти, едва ли составляло 4-5 метров. Идти следовало, не задерживаясь, и я лишь мельком смогла взглянуть на изображение Кали. Полицейский, регулирующий порядок в храме, попросил меня дать возможность соединиться мужу с женой и детьми, которых я разъединила. Пропуская их для воссоединения, я получила плату — мгновение на передышку и осознание того, что мне сейчас предстоит! Это было очень важно — настроиться на нечто необычное… Может быть индуцироваться всеобщим мистическим бредом? Но, так или иначе, с нескрываемым любопытством, смотря направо, в нишу, куда поворачивали головы, идущие впереди, я двинулась на встречу с неизвестностью. Промелькнула мысль, — «А надо ли вообще смотреть на Кали?», — и я с трепетом застыла перед нишей. В углублении, среди низкой, сантиметров 50-70 высотой, горки тканей находилось что-то круглое и маленькое. На этом были нарисованы огромные «лотосоподобные» алые глазищи. Так на меня взглянула Кали… До самой глубины души…

Мы вышли из храма и собирались в спокойном месте вдали от него и толпы. Затем продолжили экскурсию по другим зданиям, входящим в комплекс. Далее текла обычная туристическая жизнь. Правда, все были какими-то притихшими и задумчивыми, что совсем не в стиле нашей энергичной группы! Потом мы ехали по городу для запланированного посещения другого храма — современного новодела. Но туда нас, несмотря на уговоры, не пустили. Готовились к праздничному концерту. Мы долго стояли на улице, обсуждая, чем можно заменить не состоявшуюся экскурсию. Попробовали поехать в ботанический сад. Но, поколесив по многочасовым пробкам, радуясь, что мы не на тротуарах, где была жуткая праздничная толкотня и где люди продвигались сплошным потоком плечом к плечу, мы отказались и от этого решения. Поехали в самый центр Калькутты, к месту колониальных кварталов, в которых расположены здания суда, полиции, администрация британской торговой компании с огромными окнами без стёкол на 8-9 этажах. Вот там ирреально не было ни души. Остаток этого дня проходил в какой то безрезультатной суете, словно двигались мы всё время не туда и не в том направлении.

Свами Вивекананда

Третий день радовал солнцем, энергией, правильностью. Мы отправились в университет, созданный Свами Вивеканандой. Хотя наша осведомлённость об этом человеке была неполной, мы с удовольствием гуляли по просторному светлому парку, обозревали розарий и дом, выходящие на широкий Ганг. Походили босиком по мягкой траве, обходя людей различных национальностей, привольно лежащих на лужках, зашли в музей жизни и дела Свами Вивекананды — мыслителя-гуманиста, религиозно-реформаторское учение которого способствовало освободительному движению в Индии. Он прожил всего 39 лет (в 1902 г. «покинул материальное тело»). Мы долго рассматривали его личные вещи, одежду, в которой он выступал на заседаниях в Американском парламенте, доказывая значимость Ведических знаний для всего человечества. А в самой Индии колонизаторы в это время почти полностью вычеркнули из народной памяти тысячелетние религиозно-исторические устои и правила. В книге мыслителя «Раджа йога, мистика и медитация» указывается на девяностопроцентную утрату ведических знаний к концу 19 века. Оставшиеся 10 процентов знаний зачастую сознательно скрывали, искажали, интерпретировали превратно. На самом деле, по мнению Учителя, важно просто тренировать тело и ум так, чтобы научиться управлять сознанием. Неважно, с чего ты начинаешь — с тела или ума, так как всё равно, возможно прийти к их точке единения. И тогда «законы природы перестанут властвовать над тобой». Главное на этом пути совершенствования — не делать того, что у тебя вызывает слабость или сомнения. Это значит, что ты попал под влияние нечестного человека. Только правильный путь и человек привнесёт в твою жизнь энергию и силы. И это показатель встречи с тем, кто умеет подчинять себе своё сознание. Усилия Вивекананды по сохранению и единению духовных знаний, опыта откликнулись со временем международным паломничеством в Индию. Оно докатилось через Америку, Британию и до России, и продолжается до сих пор. Благодаря своей образованности и богатству Свами Вивекананда был принят американским высшим светом. Все его вещи отличаются изысканностью, тонкой работой, каким — то элегантным шиком. А ведь это вещи, сделанные в «нищей» колонии.

Сам Вивеканда был учеником Рамакришны (Гададхара Чаттерджи 1836-1886 гг.), который всю жизнь посвятил медитации, молитвенным экстазам. Своим подвижничеством в единении всех религиозных учений, в проповедовании духовного родства всех религий, с чётким формулированием главного принципа религиозной этики — не отречение от мира, а выполнение своих обязанностей. Он помог индусам не просто выжить, но вернуться к своей этнической идентичности. Он оказал большое влияние на идеологию индийского национального движения. Меня поразил один факт, связанный с его женой, на которой он вынужденно женился лет в 13. Та с детства болела тяжелой формой туберкулёза и должна была бы умереть в ближайшие дни. Она сознательно пошла на брак с «отшельником в миру», разделяла его целибат (воздержание) и подвижничество, относилась к нему как к святому. Она намного пережила мужа и продолжала его дело. Именно она способствовала общенародной известности этой школы. Её называют Holly mother — всеобщая мать. На отпечатке её левой ладони (программа жизни) линия жизни прекращалась около 13 -15 лет! А прожила она очень долго. И на отпечатке правой руки, которая следствие жизни, эта линия тянулась до глубокой старости. В противовес всем народным правилам до конца дней она ходила с длиннющими распущенными волосами. Вот так подвижничество, служение другим и неполное следование социальным законам может менять даже заданную изначально программу жизни. Или что-то другое. Все эти истории очень согласуются с нашими экзистенциальными устремлениями в психотерапии: человек ответственен за своё «бытиё», мир и может изменять их.

А мы продолжали экспедицию в реальности с оптимистическими настроениями. И отправились на утлой лодочке на прогулку по реке. Радовались как дети, шутили много, смеялись. Этакий пикник получался. Но оказалось, мы ехали в ещё один храм Кали. Со стороны реки он выглядел очень красиво и привлекательно. Сдержанно розово — фиолетово на самом берегу, с широкой лестницей, спускающейся прямо в реку. Люди стояли на лестнице, бросали цветочные гирлянды в воду, совершали омовения. Внутри храма текла обычная мирская жизнь: кто-то ел, кто-то переодевался, совершал туалет, беседовал, смеялся. На внутренней территории опять были плотные очереди к важному изображению Кали. Его открывали на доли секунды, а поток людей не останавливался и некоторые проходили, не удостоившись её взгляда. Наш проворный гид договорилась с полицейским, и очередь ради нас приостановили, так мы все смогли вновь взглянуть в глаза богини. Или она взглянула на нас? Следуя особым ритуалам, некоторые коллеги смогли загадать заветное желание. Покидая храм, мы заметили множество ракшасов, сидящих на крыше и охраняющих эту территорию.

Паломничество в Гангасагар

В один из дней мы отправились в длительное путешествие к месту великого праздника, на остров к месту впадения Ганга в Бенгальский залив. Там в дни Макар Санкранти паломники со всей Индии совершают очистительное омовение в реке. Мы долго ехали на автобусе. Потом пересели на общественный паром через широченный Ганг. Около 40 минут на нём мы были зажаты индийскими паломниками, представленными большими семьями с детьми. Разносчики еды сновали в плотной толчее, предлагая лепёшки, салаты, пожертвования Ганге. Люди, несмотря на толкучку, умудрялись перекусывать, кидать в Ганг жертвенные фрукты, печенье, шарфы. За паромом долго плыл катер, и его пассажиры сачками вылавливали, если удавалось поспеть, сброшенное из воды. А над всем этим кружили стаи чаек, ныряли за брошенной снедью, и кричали, по-видимому, о своей радости. На другом берегу мы пересели на джипы. Продвигаясь с ветерком среди деревенских пейзажей, наблюдали местную жизнь. Как водители без всяких правил носятся по узким дорогам, проявляя удивительное понимание встречного водителя, улавливая его кивки головой, какие-то другие знаки европейцу понять невозможно. Только расшифровать: «если не возражаешь, сейчас я еду первым или сворачиваю». Наш водитель всегда кивал головой, невербально давая обратную связь, перед ответным действием. Эти движения на большой скорости были едва заметны и поразительны по результату. Поняв это, я совершенно спокойно рассматривала деревенские большие и крепкие дома, пруды возле них, в которых кто-то купался, кто-то стирал, кто-то просто набирал воду. У каждого дома должен быть пруд, так как только в нём можно собрать запас дождевой воды на весь сезон засухи. Дома чередовались зарослями бананов, неизвестных деревьев, кустов, зелёными лугами. На них стояли высокие конусы стогов соломы, живописно добавляя окружающему солнечной желтизны.

На месте проведения праздника велись большие приготовления. Строились огромные настилы для шатров, в которых будут жить сотни тысяч паломников! Пахло струганным деревом, близкой рекой, предвкушением долгожданного дня, когда совершив омовение в Океане, смоешь всю предшествующую негативную карму. Этот день ещё только приближался, а паломников уже было очень много. За порядком следили наряды сикхов, потрясающих воображение своей статью, красивыми чалмами, разных расцветок, лотосоподобными чёрными глазами, сохранявших полную невозмутимость даже тогда, когда собирались толпой сфотографироваться с русскими красавицами из нашей группы. Перед древним храмом — ашрамом Капил Муни — стоял низенький бычок 60-70 сантиметров высотой с большими изогнутыми рогами, раскрашенный розово-фиолетовой краской. Он был тихий и ласкался в ответ на поглаживания. В храме все оставляли жертвоприношения, а нам брахмачарья (монах) вынес 2 кокосовых прасадных ореха! И вечером на обратной связи мы все смогли духовно «подпитаться» и очистится, вкусив эти подношения. В поездке нас сопровождал хозяин трансферной фирмы, профессор на пенсии. Гуляя по широкой, песочной дороге, ведущей к берегу океана, покупая сувенирчики у торговцев, раскинувших свои товарные ряды прямо на песке вдоль променада, я чувствовала интеллигентную заботу, самодостаточную степенность индийского профессора. И его гордость за то, что мы можем видеть этот великий праздник, вернее приготовления к великим дням.

Мы побродили по тёплой воде океана, по широкой полосе песка, пропитанного прохладной влагой. Перед глазами сохраняется запечатлённая картина: нескончаемый простор серовато-голубой воды и жёлтого песка с группками цветных людей, собак на ней. Мир и покой.

И в Калькутте все было тихо и размеренно. Нам с Аней достался такой номер на одном из верхних этажей, что из его окна можно было вылезать на крышу и гулять по ней! Несколько дней я вставала на рассвете и гуляла. На соседних крышах, расположенных вплотную, но то выше, то ниже текла насыщенная жизнь. Кто-то вешал вещи, кто-то занимался йогой, вел беседы. Где-то пробегал бурундучок и шмыгал в водосточную трубу, где-то довольно большие птички пели свои песенки, а на высокой антенне сидел ястреб. Внизу на улицах постепенно появлялись люди и неспешно шли по своим делам. Но впереди нас ждали очередные перемены.

Заповедник Панчамукхани, место впадения пяти рек друг в друга

Вскоре мы отправились в Заповедник, и все мрачности Калькутты померкли. Тёмная полоса событий начала проглядывать с того, что у нас никак не получалось психотерапевтически обсуждать индийский «эпос» и с занятиями йогой возникали некоторые нестыковки. Мои ожидания явно не оправдывались. А нам несколько дней предстояло провести в самом сыром месте Земли. Где вода и снизу, в бесчисленных, широченных рукавах устья Ганга и сверху, льющаяся частыми ливнями, и сохраняющаяся пасмурными туманами. Территория отеля была огорожена и охранялась, как и все деревни в этой местности. Ограждение — из нескольких метров железной сетки. Нападения бенгальских тигров на людей очень часты и в XXI веке. В начале января уже было несколько смертельных жертв этих тигров, достигающих 5 метров в длину и отличающихся знакомством со вкусом человечины. Нас приветливо встречали в отеле и на кораблике, на котором мы путешествовали несколько дней по огромным рукавам Ганга, нам танцевали девушки из местной деревни. Танцы их были слаженными и подвижными, похожими на танцы косяка рыб или стайки воробушков. От самой Калькутты нас сопровождал владелец отеля и корабля. Был он модным современным молодым человеком. Окружал нас заботой и вниманием. Но местность виделась какой-то ирреальной, застывшей, тягостной. Интерес к необычным местам с приливами и отливами до 5-8 метров, то покрывающих всё мутной водой, то обнажающих берег мангровых зарослей с крокодилами и, как будто твердой почвой, на которую на самом деле нельзя встать — провалишься в топь — всё перекрывалось каким-то напряжением, тревогой, витавшими в воздухе. Перед отелем был сооружён большой крытый алтарь, посвящённый ракшасу, желающему поживиться человечинкой. Нам поведали о недобрых людях, обманывающих несмышлёных малолеток, делающих их данью ракшаса и Богини Леса, которая может этих несмышлёнышей высвободить из кровожадных лап ракшаса. Но взамен эта Богиня обязательно что-то даёт ракшасу, чтобы и он остался не в накладе. В этих неспокойных местах истории воспринимались удивительно живо. Но деревня, расположенная рядом с отелем была наполнена спокойствием, красотой и очарованием. Она была окружена высоким насыпным валом земли (защита от воды) с дорогой выложенной кирпичами наверху. Мы гуляли по этой кирпичной дороге, пропуская небольшие автомобильчики с сеном, деревенской утварью. Внутри этого вала деревня раскинулась широко и уютно. Каждый дом блестел чистотой и ухоженностью. Жители всеми семьями работали на полях, поделённых на квадраты разных цветов. Нежная салатовая зелень соседствовала с изумрудной, или оттенялась жёлто — коричневым цветом. Хозяин отеля и тут был с нами и, в ответ на мою просьбу, пытался найти хозяйку одного из домов на прилегающем поле, но там её не оказалось. А мне очень хотелось посмотреть, как устроен быт в этом необычном месте Земли! Мы спустились с вала вниз, рассмотрели дом снаружи. Он был сделан из каких-то прутьев, бамбука, тщательно обмазан толстым слоем белой глины и так же тщательно покрыт белой извёсткой. Рядом располагались сарайчики, курятники, выполненные подобным же образом. Все двери просто прикрывались, никаких замков нигде не было. Земля двора была утрамбованной и гладкой, я не сразу поняла, что никакого бетонного покрытия там нет. Как мне не хотелось удовлетворить свой этнографический интерес, но о том, чтобы войти внутрь дома в отсутствии их обитателей, даже и речи не шло. Постояли во дворе и пошли к нашей группе, ушедшей далёко вперёд. Мы уже удалились на приличное расстояние, когда к дому пришла хозяйка. Наверное, ей передали, что кто-то ищет жильцов. И её образ очень поразил меня. Это была высокая, статная, стройная женщина в красивом бирюзово — розовом сари, с волосами, уложенными в гладкий пучок и обладавшая таким внутренним спокойствием, будто она важная чиновница, принимающая посетителей, а не крестьянка, внезапно оторванная от полевых работ. Мы не вернулись назад, а извинившись за беспокойство, пошли своим намеченным путём. Теплота деревни помогла как-то дожить дни в заповеднике. Возвращение в Калькутту представлялось избавлением от страданий. А на следующий день нас ждало очередное приключение.

Океан

Энергичные и сильные духом, мы отправились в путь в деревню Дигха на побережье Бенгальского залива. Проезжали по живописным местам, районам, где во множестве высились трубы для обжига кирпичей. У каждой семьи свой пруд с водяной глиной, своя печь посреди огромного поля. За окнами мелькали перелески, озёра. Много зелени. Идиллия померкла, когда мы увидели наш отель, неухоженного вида, соседствующий с рыбзаводом, и дошли до желанного берега океана. Каким вам представляется океан? Белый песочек, голубая вода, солнышко — красота! Но наш океан — психотерапевтический, «мы не ищем лёгких путей». Дорога к нему шла через рощицу, всю заваленную мусорными остатками, прошедших пикников. По ней ходило много местных жителей, которые у нас вызывали настороженность. А береговой подход к океану представлял собой бескрайнюю протяженность светло-коричневого песка. Серую воду удавалось разглядеть с трудом из-за покрывавшей всё плотной серо-жёлтой дымки. Напряжение сохранялось пока наши самые пробивные и ответственные товарищи не устроили нам другой отель с прекрасными лужайками и палисадниками. На втором этаже располагалась открытая терраса с кадками высоких тропических растений. На ней мы чудесно проводили время медитаций, обратных связей, освоение «Океана», наблюдения за множеством птиц, которых Виктор Викторович знал всех.

Тем не менее, чувство некой обездоленности сохранялось всё время. Оно подпитывалось промозгло холодными ночами и первой половиной дня, спартанскими условиями быта (в современном варианте, а не в полной аутентичности). Тем, что желаемая мной йога прекратилась, а интеллектуальные обсуждения индийских первоисточников всё не начинались. Однако мы, укутавшись потеплее, каждое утро отправлялись к океану на отельном автобусе. Мы одухотворённо занимались гимнастикой Цыгун, медитацией «Океан». Вокруг нас собирались местные люди, разговаривали с нами, рассказывали о своём житье, о ловле рыбы, заботливо отгоняли от нас бездомных псов. Пока не поняли, что собак мы считаем неизменной составляющей и даже любим. Люди эти не испытывали никого смущения, вступая с нами в контакт, были очень весёлыми и симпатичными. Когда-то давно мне рассказывали знатоки Индии, что сословие рыбаков относится к касте неприкасаемых и ни один индус не станет разговаривать с ними, чтобы не пренебречь своим достоинством. Так ли это? Почему рыбаки вели себя столь раскрепощённо? Не знаю, но мы были абсолютно на их волне. Подолгу бродили по бескрайним пустынным пляжам в дымке серо-желтого света. Рассматривали выброшенных прибоем метровых медуз и останки огромной морской черепахи. Мы совершали омовение в Океане, бесстрашно идя по щиколотку в совершенно мутной серо-коричневой воде десятки метров, мечтая погрузиться в неё хотя бы по пояс. И, как вдруг оставив эти желания и окунаясь в мелководье, оказывались на приличной глубине. Это молниеносно начинался прилив, за минуты вода покрывала десятки метров пляжа и мочила нашу одежду, до которой мы не успевали добежать, чтобы её спасти. За несколько дней пребывания мы не заметили никакой определённости в смене приливов и отливов, приходящих несколько раз в день. Мы естественно и спокойно воспринимали это, и мутность этой воды, и эти безлюдные песчаные просторы. Не думая о возможных опасностях, мы словно погружались в своё подсознательное, стремясь найти ответы на вопросы и сами эти вопросы. И принять всё что только не найдём там.

Возвращение к себе

Мы вернулись в Россию, окунулись в свои повседневные будни. А итог экспедиции не вырисовывался. Была неудовлетворённость несбывшимися ожиданиями. Но попались размышления о йоге Свами Вишнудевананда Гири «Ведические практики усмирения ума. Методы достижения счастья и здоровья», где говорилось (в очередной раз! ), что «интеллектуальные размышления это полный тупик на пути продвижения». Что только «став пустыми, мы можем принять ситуацию. Но, находясь в состоянии приятия, мы можем получать Учение от всего и от каждого», от плохого и от хорошего, видя во всём проявления Гуру. Не приняв ситуацию, мы не можем интегрироваться с ней, а значит, не знаем, как адекватно реагировать на неё. Полное приятие ситуации помогает взращивать понимание, что окружающий мир и есть «наш собственный разум», помогает дисциплинировать ум. И осозналось, что получили мы, может быть, гораздо больше, чем, если бы включали исключительно интеллектуальные осознания. Ну а эта чужая страна с ненавязчивым сервисом, без красот, поражающих воображение, без напомаженной прилизанности архитектур, с какой-то «зловещинкой» некоторых мест и тёплой широтой других? Что она дала нам в этой экспедиции? Месяцы ушли на то, чтобы хоть слегка найти какое-то согласие внутри себя.

О развитии истории по спирали знают все ещё со школы. Но когда ты сам поймешь это на своём опыте, пережив свой собственный инсайт, мир предстаёт совсем в другом свете. Свами Вивекананда призывал каждого изучать мир только на своём собственном опыте. Когда человек получает возможность путешествовать и расширять свои горизонты, он отправляется, в первую очередь, в ухоженную классическую Европу. В поисках красоты — гармонии с её какой-то холодноватой безличностью. Со временем мы ощущаем необходимость в конкретике, в чём-то индивидуальном, непохожем, личном. И отправляемся туда, где эта самобытная индивидуальность ещё осталась сохранённой. Мы собираем её по крупицам, пока не наполнимся и ей. И тогда наступает новая эпоха нашего развития. Когда мы можем все эти разнообразия объединить в себе и осознать, что всё состоит из всего. И от разделённости, раздробленности мира вернуться к новому объединению, интеграции с её постоянной неуловимостью линий общности вечного движения.